Два войска столкнулись в ужасающей схватке здесь, на побережье, покрытом застывшей лавой; орк пошел на орка. Засверкало оружие, топоры, молоты, мечи и копья рубили и кололи в дикой пляске силы, жестокости и страсти. Кровь разбрызгивалась повсюду, заслоняла воздух красным туманом и затмевала волны. Земля под ногами все еще была зыбкой, и многие орки теряли равновесие и падали, встречая смерть, так и не встав на ноги.

Битва была жестокой. Войско Чо’гала сражалось безудержно, не беспокоясь о собственной жизни – единой их целью было задать как можно больше боли и урона. Солдаты Думхаммера боролись за правое дело, пытаясь наказать изменщиков, прямо тут, во время битвы. Обе стороны свято верили в свои цели, и никто не желал отступить.

Эти две армии различались лишь количеством сил. Гул’дан привел сюда только два клана – собственный клан Штормовых Грабителей и Сумеречный Молот. Штормовые Грабители были наименьшим кланом Орды, кроме того, все члены этого клана были чернокнижниками, и всех их увел за собою в храм Гул’дан, оставив в обороне лишь Сумеречный Молот. Ренд и Мейм Чернорукие привели за собою большую часть клана Черного Усмешки, одного из наибольших в Орде. Они превосходили противников в числе. И после кровопролитной битвы это было особенно заметно.

Фанатичные воины отказывались сдаваться и сражались до последнего орка. Они забрали с собой на тот свет многих противников: Чо’гал собственноручно ранил одного из лучших воинов Черной Усмешки перед тем, как пасть, оба топора воина вонзились в его грудь, а другой выколол ему глаз хорошо нацеленным ударом острой стороной молота – но, в конце концов, золотистый берег укрылся трупами оркской рати, и лишь некая часть войск Черноруких выжила в резне.

“А теперь, - сказал Ренд, вытирая молот от крови из груди только что поверженного орка, – мы пойдем за Гул’даном. Чернокнижник ответит нам за все”.

Гул’дан стоял у основания древнего храма, у стены, едва видной за мхом, грибами, кораллами и моллюсками, которые собирались здесь в течение тысячелетий. Он все еще мог увидеть остатки архитектуры, и она напоминала ему то, что он увидел в Квел’Таласе, сочетая великолепие и стиль. Эльфы делали это сооружение, и когда-то оно было красивым и разукрашенным, он был в этом уверен. Но теперь грубые стены скорее напоминали естественную насыпь грязи, смешанной с водорослями и галькой, нежели что-то преднамеренное. Но это не имело для него ни малейшего значения. Его волновало лишь пульсирование, которое он чувствовал всем телом, эта сила влекла его, и он почти что видел ее дрожь вокруг здания.

“Внутрь, - сказал он Драк’Тулу и остальным. – Мы должны войти внутрь”.

Он раздумывал, брать ли с собою внутрь других. Он знал, что Гробница Саргераса где-то внутри, и что Глаз Саргераса, хранящийся в ней, давал владельцу огромную власть, сравнимую с силой божества. Но сможет ли он управлять ею один, или придется делиться с остальными членами Теневого Совета? Последним доводом было то, что чернокнижник не знал, что еще может таить в себе древний храм. По этому, лучше всего было соваться туда лишь с помощниками и слугами. Во всяком случае, он может убить всех их, как только они доберутся до самой Гробницы.

Осторожно войдя внутрь, Гул’дан создал сферу, сияющую зеленым светом, чтобы лучше осмотреться. Залы и комнаты здесь были столь же испорчены, как и снаружи, покрыты грязью и морскими моллюсками, стены были загрязнены сорняками и разнообразными ракушками. Даже дверные проемы были преображены – отшлифованы и округлены теми, кто жил, цепляясь за них, много лет.

“Быстрее, глупцы! - нетерпеливо рыкнул он чернокнижникам. – Разделитесь и ищите главный коридор. Мы должны пробраться в Палату Глаза прежде, чем пробудятся стражи храма”.

“Стражи? - нерешительно спросил один из колдунов, Урлук Тучебой. – Ты ничего не говорил о стражах…”

“Жалкие трусы! - гаркнул Гул’дан, ударив Урлука по скривившемуся лицу. – Я сказал, двигайтесь!” Его гнев заставил чернокнижников двигаться, или, по крайней мере, на недолгое время заставил забыть об ужасах этого странного места, и о том, что их может здесь ожидать. Наконец, они нашли широкий коридор и двинулись по нему.

По мере продвижения внутрь здание оказывалось меньше потрепано веками. Теперь Гул’дан мог рассмотреть прекрасные фигуры на колонах и столбах, гравюры вдоль стен и красивые мозаики, которые покрывали потолки и стены. Любая краска была бы смыта за века пребывания под соленой водой, но сами сохранившиеся декоративные элементы создавал впечатление о том, насколько прекрасным было это здание.

Глаза Гул’дана горели как никогда ранее. Он жаждал одной лишь вещи, лишь одной вещи, и это была магия, ожидающая его в склепе, в самом его сердце. Теперь, достигнув двери склепа, он остановился, чтобы насладится моментом.

“Теперь, Саргерас, - прошептал он. – Я заберу все, что осталось от твоей силы – и поставлю этот мир на колени”.

Он лишь ощущал присутствие силы, и это уже заставляло его чувства плясать, а разум дрожать от нетерпения. Шар зеленого света, который раньше помещался у него в ладони, стал в два раза больше его головы, его падшее зеленое сияние ослепляло его глаза, из-за его жара чернокнижнику пришлось направить руку к центру зала, чтобы не расплавить ручку в двери. И это происходило лишь от близости к источнику! Какой бы силой он завладел, и на что был бы способен, подчинив ее себе?

С этими мыслями Гул’дан жестом приказал чернокнижникам отойти назад, и те отошли к дальней стене комнаты. Тогда он протянул руку и схватил ручку массивной двери из темно-серого железа. Это было единственное неукрашенное место храма, и ее абсолютная простота придавала ей великолепие, на фоне которого проигрывали декоративные фигурки и мозаики. С нетерпением увидеть то, что хранилось внутри, Гул’дан со всей силой потянул ручку. Он сразу понял, что этой дверью давно не пользовались. Так же он ощутил покалывание, будто от некоего заклинания. Это было не защитное заклятие, скорее заклинание определения цели, и Гул’дан мог почуять куда более могущественные чары, которые должны были следовать за этими. Но заклятие наведения на цель навилось на него, а потом отступило, так и не вызвав защиту посерьезней. Саргерас предупреждал его, что так и будет. Эйгвинн сделала так, что эти врата не мог открыть ни человек, ни эльф, ни дворф, ни даже гном – короче, не один представитель из любой расы. Любой расы этого мира. Но он был орк, а Эйгвинн никогда не слышала о Дреноре, и потому заклинание не относилось к нему. Таким образом, Гул’дан взялся за ручку, приоткрыл со щелчком дверь и резко дернул, чтобы полностью открыть ее.

За дверным проемом лежала тьма, и даже свет Гул’дана не смог развеять ее. Тьма столь холодная, что обморозила его пальцы, которые сразу же оцепенели, и охладила дыхание. Тьма медленно обрела форму, соединяясь в смутно различимые образы, ползающие, корчащиеся, трусливые образы, чьи глаза были темнее мрака вокруг. И затем эти образы улыбнулись, и покинули свою извечную тюрьму. Они шли к Гул’дану и его чернокнижникам.

Демоны. Но не такие, которых он видел прежде. Гул’дан считал, что раньше стыкался с ужасными существами, но они оказались просто расплывчатыми тенями перед этими тварями.