В общем, всё было бы збс, если б не эта дурацкая мечта про двести граций. Панюню ужасно хотелось быть настоящей девочкой-за-двести. Её и держали за таковую – во всяком случае, подружки и коллеги, которые понимали, что семья и статус – это, в общем-то, то же самое, что и грациозность. Но тесты показывали сто восемьдесят пять – сто девяносто. Этого было достаточно, чтобы отравлять поняше жизнь.

Так ни к чему и не придя, она распорядилась, чтобы через полчасика ей принесли цикорий с кардамоном, и вновь погрузилась в думы.

Внезапно раздался отчаянный, режущий уши крик Мартина Алексеевича, и через секунду дверь с треском распахнулась. Поняша недоумённо повернулась – и тут в комнату влетела хохочущая Бекки Биркин-Клатч в новенькой соломенной шляпке.

Аля досадливо закусила нижнюю губу. Няшность подруги била через край, цепляя даже её, Альбертину. Что ни говори, а Бекки была настоящей девочкой-за-двести.

– Панюнюша! – закричала Бекки. Не кричать при встрече она, кажется, вообще не умела, ну или не считала нужным. – Ты только посмотри, какая прелесть! У тебя зеркало есть? Сейчас же! Я хочу это видеть! – с этими словами она отбросила ударом копыта лезущего ей под ноги лемура.

– Эй, не так быстро! – Аля поджала ушки. – Мартин, это Бекки, пошёл вон… Нет, останься, открой трюмо… Бекки, ты мне можешь объяснить, что случилось?

– Шляпка! Шляпка случилась! – поняша подпрыгнула, сделала стойку на задних ногах и громко заржала. – Шляпка на десять граций! На двадцать! Я люблю её! Ну же! Ах! – она замерла перед открывшимся зеркалом, закатив прелестные глазки.

Альбертина тем временем включила голову и напряжённо думала. Бекки она, слава Дочери, знала ещё по интернату. Гламурной дурочкой она не была, да и не могла себе позволить такую роскошь. Она была из бедной и малоняшной семьи, носила невзрачную фамилию Курицына, проституцией занималась с семи лет, а крем для вымени впервые попробовала в четырнадцать, на дне рождения Альбертины. По всем раскладам её в лучшем случае ждала участь компаньонки. Откровенно говоря, маленькая Аля приблизила её к себе, имея в виду что-то в этом роде. Однако вышло иначе: Бекки рано созрела и вместе с этим в ней прорезалось незаурядное обаяние. Маленькая хулиганка стала настоящей царицей класса, пока учителя не заметили неладного и не приняли меры.

В настоящее время Бекки вела образ жизни полусветской обаяши со средствами. У неё водились деньжата, она постоянно покупала себе обновки и сутками зависала в «Сене» – понтовом кавайском кабаке, где клок шалфея, спрыснутый бенедиктином, стоил соверен. Из Курицыной она каким-то образом стала Биркин-Клатч – и хотя в Розовой Книге о такой ветви Биркиных не упоминалось, сама Бекки там проходила именно под этой фамилией, в разделе «тусовщицы». Сама Бекки именовала себя «полусветской обозревательницей» и даже иногда что-то пописывала в «Вечерний Понивилль». Поговаривали, правда, о её связях в таких кругах, о которых даже циничная и небрезгливая Мирра Ловицкая отзывалась исключительно дурно. Сама Бекки относилась к этим сплетням по-деловому: когда нужно – усиленно намекала на свои особые знакомства, в остальных случаях – демонстративно оскорблялась на любые намёки.

К выбору друзей, визитам и так далее Бекки относилась тоже по-деловому. Она могла влететь в любую компанию как тёплый весенний ветер или как маленький ураган, удивить, рассмешить и внести сумятицу. Однако ж Альбертина не могла припомнить ни одного случая, когда визит Бекки не имел бы какой-нибудь простой и ясной практической цели.

Тем временем Бекки, вдоволь насмотревшись на своё отражение – благо, она была, как и большинство твайлайтов, стеклоустойчива – хорошо просчитанным движением скинула шляпку с головы.

– Нет, это не то, – грустно сказала она и наступила копытом на нежную соломку. Та захрустела. – Я в ней выгляжу мило и дёшево, – приговорила она шляпку, нагнулась, взяла её зубами за край и принялась задумчиво жевать.

– И сколько это стоило? – Аля понимала, что Бекки ждёт именно этого вопроса, и решила не тянуть, а подыграть, чтобы быстрее покончить с этим маленьким спектаклем.

– Шестьдесят, – вздохнула Бекки. – Если верить Молли.

Панюню сложила в голове два и два. Бекки явно имела в виду их общую знакомую, Молли «Гвин» Драпезу, старинную подругу Мирры Ловицкой, а вообще-то не только подругу. Итак, Бекки хочет показать, что у неё что-то есть с Гвин, раз та покупает ей дорогие шляпки. Впрочем, шляпка могла быть куплена и по другой причине – но вот растоптать и съесть такой подарок можно было только в том случае, если это дар любви, причём Бекки пытается подчеркнуть, что вожделеющей стороной является именно Молли… Допустим, а зачем это знать ей, Альбертине? Ага, Бекки хочет, чтобы она проболталась. Видимо, какая-то интрижка.

– Ой, только маме своей не говори, – тут же и подтвердила все предположения Бекки. – Она может подумать…

– Хорошо, скажу, раз ты просишь, – поняше надоело играть в эту игру. – Мартин, вон пошёл, – вспомнила она про лемура, который, пользуясь тем, что хозяйка отвлеклась, занялся обычным делом заняшенных – тихо молился. Разумеется, глаз на свою владычицу он подымать не смел и вообще вёл себя как подобает. Но всё-таки молился он именно на неё. Наказывать за это не рекомендовалось, а пресекать – следовало.

Бекки проводила лемура подозрительным взглядом, что показалось хозяйке дома странноватым. Ещё более странным ей показалось, когда та повела мордочкой по направлению к кровати. Хозяйке пришлось подумать секунды три, чтобы понять, что именно имеет в виду подруга.

– Наташка, брысь! – наконец сообразила она. – За дверь, сторожить!

– Извини, – бросила Бекки, когда сука покинула помещение. – Я не хочу, чтобы это вообще кто-нибудь слышал. Даже электорат. Никаких ушей.

– Это всё из-за Молли? – не поняла Альбертина.

– Молли хуйня. То есть это всё правда, но на самом деле у меня дело посерьёзнее. Я столкнулась с вопросом не своего уровня. И не твоего. И может быть, даже… – Бекки сделала паузу, – не твоей мамы.

У Панюню от удивления спёрло дыхание. Теоретически она знала, что существуют вопросы, которые превышают уровень Мирры Ловицкой, вот только вообразить себе такой вопрос она не могла.

– В общем, слушай сюда, – Бекки наклонилась над кроватью и приблизила губы к уху подруги. – В Вондерленде находится тораборская разведывательно-диверсионная группа, состоящая из паранормов. Я случайно наткнулась на одного, – продолжала она, не давая подруге опомниться и подобрать отпавшую челюсть, – и попыталась им овладеть. Знаешь, что он со мной сделал?

Дальше Бекки перешла на шёпот. Альбертина только оторопело кивала.

– Ну, в общем, я сама не помню, как на копыта встала, – наконец завершила Бекки свой рассказ. – Потом у меня был разговор с их начальником группы. Таких штук он делать не может, зато может другое… – она хотела что-то добавить и передумала. – В общем, пришлось мне перед ними быть паинькой и ходить на поролоновых копытах.

Панюню с трудом подобрала нижнюю губу, отвисшую от удивления.