Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ясно.
Он по-прежнему стоял ко мне спиной, и я поежилась. Может быть, я опять сказала что-то не то?
– Это все?
– Все! Больше я вряд ли что-нибудь вспомню. Даже если очень постараюсь.
– Главное ты уже сказала.
– Главное? – осторожно переспросила я. – И тебе… ясно, кто убил Баранова?
– Почти.
– И кто?
Он отвернулся от окна, подошел ко мне и, наклонившись, поцеловал в щеку:
– Узнаешь уже скоро. Я хочу есть и спать.
– Слушай! – я задержала дыхание. – А… зачем ты украл коллекцию Колпачевского?
Он серьезно посмотрел на меня:
– Все не так, как ты думаешь. Но сейчас я тебе объяснить ничего не могу. Эта информация принадлежит не мне. Когда все закончится, я тебе расскажу.
Повисло молчание.
– А мясо еще осталось? – с надеждой спросила я. – Не то, что на полу валяется…
– Я снова приготовлю. По собственному рецепту. Если у тебя есть терпение и ты немного подождешь. Или обойдемся бутербродами?
– Нет. Я хочу мясо, которое приготовишь ты.
И была еще одна ночь, из которой мы неохотно выныривали и вновь погружались в горяче-сладкую, как растопленный шоколад, темноту.
– Слушай! – Я рассеянно водила пальчиком по его груди. – А почему ты так относился ко мне? С самого начала?
– Как – «так»?
– Подкалывал меня, ерничал. Я себя чувствовала просто ужасно. – Я подавила вздох и потянула одеяло на себя.
– Не знаю… – Он пожал плечами. – Наверное, я испугался.
Я рассмеялась:
– Кого? Меня?
– Ты была такой строгой, нахохлившейся, – он повернулся на бок и запустил руку в мои волосы. – Смешной и одновременно трогательной. И еще эти волосы. Белокурые…
«Мышь белая», вспомнила я, как дразнили меня в школе…
– У тебя было много женщин?
Света Чиж сказала бы – «классический вопрос классической идиотки». В голове моей что-то стрельнуло при мысли о Свете Чиж – и пропало. Он ухмыльнулся:
– Допрос с пристрастием?
– Просто… интересно.
Он шутливо нажал пальцем на кончик моего носа.
– Меньше знаешь – лучше спишь. Так, кажется, говорят в России?
Уснули мы уже под утро…
Хрустящие тосты на завтрак и чашка свежесваренного кофе. Давно у меня не было такого аппетита… Я пила кофе небольшими глотками и слушала музыку, которую передавали по радио.
Света Чиж тоже любила включать радио, особенно когда в офисе не было Паши. Под бодренько-энергичную музыку и начиналась наша работа. И еще утро в конторе начиналось с кофе, которое Чиж заваривала в огромной чашке с нарисованной на ней Эйфелевой башней и с надписью: «Красиво жить не запретишь». Эта башня на чашке напоминала угрожающе наклонившуюся водонапорную башню, воздвигнутую где-то на заброшенном колхозном поле на необъятных просторах нашей родины. Наверное, художник был большим оригиналом или авангардистом и поэтому изобразил свою собственную картинку.
Света Чиж в последнее время развела какие-то тайны и сидела сиднем за компом, что-то выискивая в инете или с ожесточением стуча по клавишам. У Светы была тяжелая рука, и клавиши звучно поцокивали от ее напора. Несколько раз я подходила к ней внезапно, и она сразу переключалась на другие файлы. Неужели она смотрела в рабочее время порнушку? Я фыркнула. Света Чиж с ее «Подайте мне Баранова!» и «Неужели тебе не нра-а-а-вится такой мужчина?». Света Чиж!!!
Перед моими глазами бешено запрыгали черные точки, и я резким движением поставила чашку на стол, расплескав кофе.
Света Чиж! Ее файл «Свет и фактура»! Такое же название – у статьи Баранова, которую он мне настойчиво рекомендовал прочитать. Зачем ей название этой папки… на ее «рабочем столе»? Она туда конспектировала материалы!!! И файлы, связанные с Барановым!!! Света Чиж в тот самый вечер, когда на меня напали, ушла последней, и еще, она несколько раз спросила меня, когда я собираюсь уходить. Зачем? Ей… «им», поправила я себя, нужно было рассчитать время, когда я доберусь до дома, и напасть в темном подъезде. Баранов убит. А Света Чиж осталась без напарника! И это с ней он говорил, когда хотел меня «ликвидировать»? Получается, с ней…
В затылке заломило; мне нужно было срочно позвонить в Москву – Паше. Я помнила строгие инструкции Андре: сидеть и никуда не высовываться. Он оставил мне мобильный – на всякий случай, но запретил по нему звонить кому-либо. Только ему. Однако моя догадка была из разряда «промедление смерти подобно». Я сделала глоток кофе и взяла сотовый.
Паша откликнулся после пятого гудка.
– Паша, это я!
В следующую секунду мне пришлось быстро отодвинуть трубку от уха. Паша заорал так, что мои барабанные перепонки запросто могли лопнуть.
– Кристина! Ты куда смылась?! Ты вообще соображаешь, что ты делаешь?! Ты считаешь, что если мы с тобой переспали пару раз, то тебе все можно?!
– Как – пару раз? – невольно оскорбилась я. – Мы с тобой были полноценными любовниками почти три года! Это – во-первых. А во-вторых, на меня напали. А потом похитили! Потом снова напали и похитили! А ты говоришь так, словно я нежусь на солнышке на Лазурном Берегу! Побойся Бога!
– Это я – «побойся Бога»?! – взревел Паша. – Я чуть с ума не сошел!
– Ну не сошел же!
– Кристина! – заорал он, и я поняла, что нужно срочно менять тактику, иначе я так и не скажу главного.
– В газетах писали о нападении и об ограблении виллы Колпачевского. Но о тебе там даже не упоминали.
– Я просто слишком мелкая сошка, чтобы обо мне писать. Может, это и к лучшему. Слушай – я перехожу к главному. Паша, послушай меня внимательно! – Я понизила голос и сказала: – Света Чиж работала на Баранова! Поэтому у нас иногда уплывали выгодные заказы. И это она организовала нападение на меня в подъезде. Скорее всего это был Баранов. Она хотела…
– Она же его терпеть не может! – искренне изумился Паша. Он уже притих и слушал меня, барабаня пальцами по столу. Я слышала этот нервный перестук. Этот жест всегда выдавал его крайнее нетерпение и нервозность. И это уже было хорошим знаком.
– Мне она говорила, что он – мужчина ее мечты, – не удержалась я.
– К делу! – подстегнул меня Паша.
– Откуда у нее в последнее время появились деньги на роскошный «Лексус» и на заграничный отдых? На все эти спа в пятизвездочных отелях? Мне она вешала лапшу на уши, что у нее появился богатый спонсор.
– У Чиж?! – Паша переспросил это таким тоном, словно я сморозила явную чушь. – Какие спонсоры! Она вечно своих голодных художников подкармливает. Чиж – застоявшаяся кобыла, она и на меня вешалась.