Дальше на север разгорелась еще более страшная битва. Уцелевшие сорок танков полковников Горелова и Бабаджаняна при поддержке моторизованной пехоты механизированной бригады Бабаджаняна атаковали две саперных роты с подкреплением боевой группы Варшауэр в Старухах и позиции 2-го батальона гренадерского полка у Лучесы. Потери с обеих сторон были огромными, советские войска лишились половины танков, от немецкого 2-го батальона остался только усиленный взвод. Немецкий участник тех событий вспоминал: «Невозможно описать то, что пехотинцы, саперы, артиллеристы и наблюдатели выдержали среди снега и льда на передовой. Пришлось формировать из транспортных колонн и тыловиков заградительные отряды, чтобы закрыть хотя бы некоторые из разрастающихся брешей» (108).

Обе стороны были одинаково измотаны, и с наступлением ночи Юшкевич предпочел бы остановиться, но Жуков приказал продолжать атаку во что бы то ни стало, и Юшкевич понял, что это значит. В полночь он отдал приказ всем подразделениям продолжать удары всю ночь, а утром приготовиться к еще одному общему штурму. Горелов, Бабаджанян, Карпов и Андрющенко выполнили приказ и на рассвете с удвоенной силой ринулись в атаку. Бронетехника и пехота то и дело наносили удары по всему участку фронта от Гривы до Смольково — с решимостью, недоступной пониманию немцев. Казалось, весь фронт охватило пламя — грохотала артиллерия, рвались снаряды, рокотали танки, слышались крики пехотинцев.

Столкнувшись с новой, еще более мощной волной атак противника, боевые саперы старшего лейтенанта Варшауэра нехотя оставили Старухи, а затем и деревню Богородицкое на востоке, только чтобы вскоре вернуться и в упорной борьбе отвоевать ее. 1-й батальон гренадерского полка был полностью окружен в Смольково, но с тяжелыми боями сумел пробиться к Гороватке. 1-й батальон 252-го полка понес большие потери, отступая под непрерывным огнем на новые позиции восточнее Галицкина, всего в четырех километрах от дороги на Оленине. Немецкий очевидец писал: «Нас атаковали отовсюду! Кризисные ситуации возникали каждую минуту!» (109)

Тем временем к северу от реки Лучеса пехота 185-й стрелковой дивизии полковника Андрющенко атаковала опорный пункт Грива, но не сумела взять его штурмом. Но далее на восток вдоль Лучесы, на ее южном берегу, 2-й и 3-й батальоны гренадерского полка были вынуждены отступить на новые позиции вдоль реки, к востоку и к западу от Травино. Они чудом выдерживали свирепые атаки советских войск. Положение немцев осложняло то, что прорыв шириной в несколько километров между боевой группой Келера и укреплениями 86-й пехотной дивизии превратился в 12-километровую брешь, поскольку 216-й гренадерский полк неуклонно двигался на юг от Карской, постепенно отдаляясь от своих соседей с севера. Его 3-й батальон при попытке отступить под огнем на юг, через леса, потерял почти всех офицеров и множество солдат. Остатки разгромленного полка образовали новый ненадежный оборонительный заслон к западу от Ивановки, он протянулся на шесть километров на запад, а потом на юго-запад, а его открытый правый фланг резко обрывался в замерзших болотах.

Донесения об ужасной бойне, отправленные полковниками Линдеманом и Келером генералам Гарпе и Гильперту из штабов 41-го танкового и 23-го армейского корпуса до глубины души потрясли двух обычно хладнокровных командиров. Оба осознали, что успешная оборона Белого и Оленине будет напрасной, если падет сектор Лучесы. Поэтому отражение советского наступления в долине Лучесы вдруг приобрело совершенно новое значение. Оба командира принялись собирать подкрепление везде, где только могли найти его, и поспешно отправлять в сектор, оказавшийся под угрозой. 23-й армейский корпус прислал пехотные батальоны 110-й и 253-й пехотных дивизий, хотя эти формирования сами могли в любой момент подвергнуться атаке. Артиллеристы, саперы, служащие тыла, повара и даже русские HW (Hilfswilliger-добровольческие вспомогательные части) были собраны и отправлены в стратегически важный сектор Лучесы (110). Теперь и немецкое командование пришло к выводу, что советские атаки необходимо сдерживать любой ценой.

Угрозы и мольбы Жукова подействовали. К наступлению ночи 30 ноября Юшкевич, Пуркаев и Жуков могли гордиться действиями 22-й армии. По мнению Жукова, достижения армии наглядно свидетельствовали о том, чего можно добиться запугиванием. В отличие от Жукова, генерала Юшкевича раздирали противоречивые чувства. Читать рапорты о потерях приходилось ему, и он видел, как его армия тает буквально на глазах. Почти половина 270 танков уже превратилась в обугленные остовы, численность механизированной пехоты заметно снизилась, потери в стрелковой дивизии превышали 50 % (111). Он справлялся с поставленной задачей, но какой ценой! Важнее другое, напоминал он себе: сможет ли он продолжать атаку утром? Вопрос, конечно, был неуместным. Его армии придется возобновить наступление. Юшкевич вздохнул с облегчением, вспомнив про нетронутую резервную стрелковую бригаду и танковый полк. Утром их помощь придется очень кстати.

В отличие от большинства коллег, командующих армиями, генерал-майор А. И. Зыгин, командующий советской 39-й армией, ожидал начала наступления на главном КП в населенном пункте Красная Гора, в 15 км от линии фронта. Не то чтобы он не любил шум и картины боя — сражений он повидал множество и был непоколебимо уверен в том, что предстоящая операция пройдет успешно. Все дело заключалось в том, что его армия должна была нанести удар на чрезвычайно протяженном участке фронта, и главный КП был самым подходящим местом наблюдения за ходом грандиозной битвы. Командующий Калининским фронтом генерал Пуркаев пришел к тому же выводу, что и Зыгин, и присоединился к нему на КП, терпеливо ожидая первых донесений.

Зыгин не сомневался в успехе потому, что разведка армии и фронта сообщала: если немецкие оперативные резервы и присутствуют в его секторе, то они немногочисленны. Немецкая 14-я моторизованная дивизия прикрывала укрепления подо Ржевом и должна была остаться в этом секторе из-за диверсионных действий, запланированных 30-й армией. Поговаривали, что небольшие подразделения моторизованной дивизии «Великая Германия» дислоцированы возле Оленине, но эти сведения противоречили другим, согласно которым смертельно опасные немецкие войска рассеяны далее к югу и на востоке. Так или иначе, думал Зыгин, более масштабные советские атаки в других местах отвлекут резервы от участка по реке Молодой Туд (112).

Если командующий армией был лишен возможности лично следить за ходом сражения, то к полковнику К.А. Малыгину, командующему 28-й танковой бригадой 39-й армии, это не относилось. Незадолго до 9:00 он приготовился к наблюдению вместе с полковником М.М. Бусаровым, чью 158-ю стрелковую дивизию предстояло поддерживать танковой бригаде (113). Оба командира расположились в полевом блиндаже на переднем скате гребня, протянувшегося на север от берега реки Молодой Туд. Рядом с бункером был замаскирован танк Малыгина. Менее чем в километре к западу, южнее вершины гребня, находилась деревушка Севастьянове. Прямо перед блиндажом местность на протяжении двух километров, до передовых позиций пехоты Бусарова, полого спускалась вниз. Пехотинцы как раз заняли исходные позиции для атаки на северном берегу реки. Выше по балке, за блиндажом, пятьдесят закамуфлированных танков Малыгина молча ждали сигнала завести двигатели и вслед за пехотой форсировать реку. Как и повсюду на Ржевском выступе, непогода окутывала объединенные силы пехоты и бронетехники защитным покрывалом. Почти непроницаемая смесь снега и тумана скрывала из виду речную долину и создавала умиротворяющее ощущение обезличенности, заставляющее забыть о метели, предстоящей битве и смерти. Малыгин с иронией отметил, что деревня у реки слева от него называется Жукове.