Илла больше не плакала с тех пор, как отплакала свое по Зорану. Она чувствовала, что и защищается только по привычке.

В конце концов, разве не все равно теперь, чья она будет?.. Может быть, и отвращение, которое вызывает у нее мертвая хватка чужих потных рук, тоже пройдет? Хорошо бы, думалось Илле, совсем отупеть и стать, как коровы… Коровы на скотном дворе печально смотрели на нее и медленно что-то жевали. Они были похожи на товарок Иллесии по бараку: незлые, грустные и неизмеримо равнодушные ко всему.

Хассема приковали к мельничному колесу рядом с другим рабом, здоровенным, заросшим волосами, еще молодым. Здесь обоим предстояло есть, спать и от рассвета до заката, вращая колесо, ходить по кругу. До конца жизни. За несколько лет мельница доканывала самых могучих людей. Обессилевшего раба снимут с цепей и бросят умирать в шахты. Хассем слыхал, что в пригороде, за рекой, есть огромные отработанные шахты, настоящий подземный мир — и городская свалка.

Надсмотрщик, осмотрев щуплого Хассема, только пожал плечами и подал ему холщовый мешочек.

— На один день!

В мешочке был черный мелко нарезанный корень какого-то растения. Он сильно пах. Хассем не понял, зачем это: неужели есть? Напарник медленно повернул голову, посмотрел мутным взглядом и сказал, с трудом ворочая языком:

— Это жевать…

Сам он постоянно жевал.

Они оба налегли каждый на свою ручку ворота и двинулись по кругу. Наконец Хассем выбился из сил; некоторое время он еще толкал, потом стал спотыкаться. «Главное, я сказал Бересту то, что должен», — повторял про себя Хассем. Но его грызла тревога и боль. «Берест замерзнет до смерти у столба, если и вправду не случится чудо!».

Напарник вращал ворот монотонно, как слепой вол. Откуда у него силы? Может быть, от этого корня? Хассем взял щепотку в рот и тоже начал жевать. Корень был душистым, но безвкусным. Вскоре у Хассема закружилась голова, потемнело в глазах, но при этом он почувствовал прилив сил. Тревога за Береста ушла, боль в душе перестала быть острой, и Хассем продолжал толкать ворот. «Все мы останемся жить, — думал он, как в бреду. — Я тоже выживу. Я смогу работать долго. Потом убегу! Я теперь знаю волю Творца. Он дал мне силы — он даст победу — и настанет свобода, как во сне. Я найду Энкино, Ирицу, Иллу. Берест победит…»

Хассем толкал ворот так, как будто сокрушал неизвестного врага. Напарник его, похоже, тоже налегал на своего «врага» или тоже верил, быть может, что вращением ворота он приближает час освобождения — своего и всех остальных…

Когда прилив сил сменился внезапной усталостью и унынием, Хассем опять потянулся к черному корню. «Вот это трава!» — думал он. Жаль, что она не попадалась ему раньше: на господской кухне или на каменоломнях. Было бы легче.

Хассем принимался жевать корень еще несколько раз и вращал ворот до самого заката. А вечером силы совсем оставили его, и он уснул, даже не доев скудную долю похлебки из миски, которую ему поставили прямо на землю.

Когда-то Князь Тьмы пробовал сотворить новое человечество, чтобы населить мир и вытеснить человечество Вседержителя. Владыка Подземья сумел создать существ, не обладающих свободной волей. Эти создания стали называться демонами. Но они не могли жить под открытым небом, а только глубоко под землей. Тогда Князь попытался лишить свободной воли людей.

В предгорьях Орис-Дорма были знаменитые алмазные копи, работали тысячи рабов. Права на эти земли принадлежали сильному княжеству — Годерингу. Потом копи истощились.

Они медленно, год за годом, приходили в упадок. Откупщики уже не так охотно брались за разработки участков. Меньше закупалось инструментов, пищи, а люди, селившиеся вокруг копей, все труднее зарабатывали на жизнь. Как глубоко ни уходили под землю шахты, добыча алмазов падала, а в давние времена они попадались на самой поверхности, как и золото, и сапфиры. Рабов свозили сюда со всех краев света. В копях смешались языки и имена, надсмотрщики перенимали речь от рабов, а местные — от надсмотрщиков.

Когда копи иссякли совсем, стала рваться связь окрестных поселений с внешним миром. Старую, заброшенную дорогу, по которой некогда двигались обозы торговцев, и нашли в лесу Берест и его спутники.

В это уже полузабытое поселение однажды явился Князь Тьмы и оградил его непроходимой границей. Он затворился в нем от Обитаемого мира, чтобы без помех искать средство к изменению природы людей. Души мертвых в Подземье годились для сотворения демонов. Но Князю нужно было одемонить живых, которые могли жить под небом Вседержителя.

Бывших надсмотрщиков и разоренных дотла мелких откупщиков Князь сделал аристократией, по образцу верных Вседержителю королевств. Названия родов пошли от названий приисков: Золотой, Черный, Счастливый, Старый… Вскоре Князь Тьмы объявил, что они — высший народ, нелюди, а люди — лишь их рабы. Князь дал высшим веру, что превратит их в небожителей. Но он не мог найти способа наделить человека магическими способностями и, главное, поколебать свободу воли, изначально присущую людям. Свобода была ему ненавистнее всего. Она могла бы не только обесценить, но и обратить против Князя все вложенные им в его «высшее человечество» силы.

Жизнь княжества, очерченного невидимым кругом, была мирной. Внешний враг городу не грозил. Но постоянная готовность высших к войне стала постулатом их жизни. Им приходилось управлять рабами, во много раз превосходившими их числом. Силы Князя Тьмы ограничивало смертное тело, в которое ему пришлось воплотиться, чтобы жить вне Подземья. Он сам не нуждался в защите, но удерживать рабов в повиновении должна была горстка его избранников.

Князь Тьмы добился того, что высшие были преданы ему безраздельно. Он стал для них наставником и властелином. Но у верности высших была обратная сторона… Когда Князю стало казаться, что он разгадал сущность людей и нашел средство обуздать свободу их воли, оказалось, что он не может удостовериться в успехе. Для этого Князю Тьмы нужна была чья-либо непокорность. Он думал о своем слуге — наставнике Мирте. Почему он верен? Потому что он теперь лишен выбора, или потому что он сам стремится быть верным возлюбленному господину? Князю Тьмы нужен был человек, который пытался бы сопротивляться ему.

Среди чужаков, чудом разорвавших границу закрытого княжества, Князь особо выделил одного: молодого южанина из образованной семьи, который при встрече с наставником Миртом горячо отверг все его догматы. Энкино, наследник совернских философов, сомневавшихся даже в могуществе Вседержителя, боролся за свою внутреннюю свободу так отчаянно, что Князь Тьмы именно ему предназначил стать первым из «живых демонов».

Факелы освещали коридоры замка. Но Лодия и так бы не заблудилась: она шла знакомой дорогой, мимо библиотеки и покоя наставника Мирта. Лодия, стараясь ступать как можно тише, пробиралась вдоль стен. Вдруг кто-нибудь из служителей, живущих в Замке, сидит ночью в библиотеке?

Вот и дверь… Перекинув через плечо темно-синюю хламиду, какие носят приближенные Князя, свободной рукой она нащупала в полутьме замочную скважину. На миг у Лодии перехватило дыхание. Ключ попал в скважину не с первого раза, рука дрожала, и сама Лодия вздрогнула, услышав, как металл звякнул о металл. Лодия впервые в жизни делала что-то запретное. Она медленно приоткрыла дверь, стараясь, чтобы не слышно было скрипа, и проскользнула в комнату.