а Ри не думала, что закулисье выматывает и опустошает внутри. Правду говорят многие актеры, что они проживают роль, как свою жизнь, сопереживая своей героине. Ри все равно на чувства своей. Она не готова выкладываться на все сто процентов. Меня это удивляет и огорчает. Но я пошел на эту сделку сам, поэтому я вытащу из нее даже то, чего нет. Зачем гнаться за работой, если по факту, работать не желаешь? Мелкие роли это одно, а главная роль — другое. Это не любительское кино, где талант не важен. Это мировой уровень. Здесь все должно быть на высшем уровне.

— Нет. Мы будем снимать до тех пор, пока мне кадр не понравится. В твоих интересах значит приблизить этот факт, — стараюсь не потакать и не срываться, хотя я вымотан, как и все, кто задействован в процессе. Так медленно работа еще никогда не плыла.

— Это так трудно? — не понимающе задает вопрос Эрика, садясь на стул и снимая босоножки на каблуках. Ноги уже затекли, понимаю. Но именно сейчас я хочу приклеить эти каблуки к ее ножке, чтобы у нее хотя бы мотивация появилась.

— Зачем ты это делаешь?

— Что? Снимаю обувь? Ноги затекли. Каблук пятнадцать сантиметров. Я на них уже пол дня, — смеется Эрика, вертя передо мной босоножками, показывая причину ее усталости.

— Прекрати дерзить. Я о роли, — снова злюсь больше на себя.

— А что с ней не так? — негодующе поднимает на меня свой взгляд.

— Ты разве не видишь? Эти дубли, они ужасные.

— Почему?

— Я у тебя хотел спросить!

— Не понимаю твоего возмущения, Тони, — ее кукольные глаза открываются еще шире. По словам Ри это ее потолок. Это все, на что она способна, говоря, что и так выкладывается. Как слеп я иногда бываю, не замечая очевидного, и как тяжело признать это. Это поражение, если она не соберется и не возьмет себя в руки. Такое нельзя показывать зрителям.

— Мне иногда кажется, ты все делаешь на зло. Чего тебе не хватает?

— Все прекрасно. Только тот мой муж в кадре, он не подходит.

— Я его утвердил. Значит подходит, — говорю уже более сдержанно, смотря в потолок. Куда угодно уже, лишь бы не на нее.

— Почему ты меня не слышишь?

— Нет, это ты не слышишь. Я воплощаю твою мечту. Эта роль специально для тебя. Что еще тебе нужно? — снова срываюсь на крик. Какая разница, кто утвержден еще, мне не нравится именно ее игра, к Боби вопросов нет. Мы не можем сдвинуться с места из-за Эрики.

— Я хочу, чтобы ты меня слушал.

Ее упертость раздражает. Я из принципа не сменю актера. Мне надоело жить в истерике и потакании в ее желаниях.

— А ты слушаешь меня? Неужели я прошу о многом? Я просто постоянно твержу, чтобы ты закрыла свой рот на тему претензий и своих высказываний. У тебя есть текст, вот и говори его четко. В кадре. Неужели это настолько трудно? — меня уже не остановить. Всегда считал, что ничего не способно меня разозлить еще больше, но Эрике даже это удалось.

— Я даже не думала…

— А ты подумай. Ты никогда меня не слушала и не ценила.

Обхватываю ладонями свои щеки. У меня горячка. Трясет. Ненавижу. Я сделал все, чтобы

окутать ее хрупкий мир непробиваемым шаром. Я не должен был говорить последние слова, но сдержаться не смог.

— Прости.

Только и слышу в ответ.

Глава 47.1 Личная просьба

Энтони

Вечером того же дня, решаю встретиться с другом. Итан всегда за любую движуху, лишь бы не в могилу, и это его дословная цитата. Мне нужно отвлечься, иначе я рискую сорваться. Я перестал понимать Эрику. Раньше я всегда находил эти долбанные объяснения.

— Тони, я не понимаю. Ты так долго хотел быть с Эрикой. И вот ты с Эрикой. Что не так? — недоумевает друг. У него даже рот приоткрывается от услышанного, а мне хочется подойти и дернуть вверх за подбородок, чтобы захлопнуть его обратно. Смешно и грустно одновременно. Заказываю в баре пиво и чипсы. Вечер обещает быть, а какой, узнаем позже. В любом случае это лучше, чем сидеть и наблюдать за кислым лицом Эрики.

— Иногда планы меняются, — отпиваю глоток холодного пива.

— Не горячись. Может еще все наладится. Она — как бульдозер, идет напролом к мечте. Я вспоминаю Эрику и понимаю, что она всегда была такой. А ты, как бы тебе сказать, всегда отдергиваешь, оберегаешь, сглаживаешь углы, останавливаешь от необдуманных поступков…

— Я принял решение, — обрываю Итана на полуслове, пока друг не перечислил весь бред, на что там похожи наши отношения.

Наши отношения похожи на дно. И это самое четкое определение. Знаете, когда вы несчастны долгое время, то розовые очки на глазах не дают вам этого понять. Вам кажется, так и должно быть, но нет. Стоит их снять, так сразу видно все неровности.

— Тебе нужно выдохнуть, успокоиться. Может напьемся. Мысли вернутся на свои места.

— Думаешь, я так не делал? Я дошел даже до этого, в надежде, что все вернется на круги свои. Что все станет, как прежде.

— Не помогло?

— Нет, — невольно улыбаюсь уголками губ, вспоминая свою гулянку в полном одиночестве. Она его украсила и забрала покой. Когда о девушке почти нет информации, она становится загадкой, на которые хочется искать ответы.

— Ну может дело в том, что ты пил один, — прочитав мои мысли, друг смотрит на меня вопросительно, будто уже видит подвох в этой истории. Может по моему лицу все понятно?

— Может, — произношу всего одно слово.

— И что было дальше? — допытывается Итан, не веря в мое одиночество и в целом в рассказ.

— Я ей изменил, — без особой жалости проговариваю слова, и мне даже не стыдно. Мне все равно.

— Что ты сделал? — немного повысив тон, переспросил друг. У него, наверное, в голове не отложилась фраза. Или для меня — это не свойственно? Иногда я сам себя не узнаю и понимаю, что плохо себя знаю. Но я жалею о своем поступке, несмотря ни на что. Чем я лучше отца? Наверное, поэтому я и придумал этот сюжет, из-за чувства вины.

— Изменил. Неужели ты оглох от такой новости, — раздраженно отвечаю, отпивая очередной глоток.

— Это неожиданно, — усмехается тот, смотря на меня удивленным взглядом. Итан греет свой стакан, так и не притронувшись за весь вечер.

— Сам не понимаю, как это произошло. Это было как наваждение. Я потерял контроль в один момент и… короче, это произошло, и