– Кого ты обманываешь? После смерти Сильвии ты уже много месяцев не вела хозяйство в Крэгсайде. Ты пребывала в другом мире. Там, наверху, в «Крае Света», ты можешь делать что угодно, но бухла там нет, я проверил, нет там и паба. Шкаф набит продуктами, так что с голоду ты не помрешь, если снова начнешь есть. Я буду приходить и проверять, как ты живешь, а Дитер будет тебя стеречь. Он понимает, как это важно. Короче, мы не спустим с тебя глаз, но остановим твое пьянство. Ясно тебе?

– Это варварство! Ты не имеешь права запирать меня там! – кричала она с его плеча, чувствуя себя нелепо.

– Имею, не сомневайся. Я буду день и ночь стеречь дверь дома. Ты не вернешься в Крэгсайд до тех пор, пока не опомнишься. У Тома с Флорри и без того хватает горя; им еще не хватало смотреть, как ты будешь слоняться по ферме словно лунатик, прикидываясь нормальной, живым напоминанием об их трагедии. Я уже сказал Флорри, что тебе нужно какое-то время побыть одной. Это твоя проблема, и ты решишь ее так или иначе. – Его голос звучал сердито и твердо.

– Ты почему-то стал таким жестоким и упрямым. Какое ты имеешь право быть моим тюремщиком? – не унималась она в надежде уговорить его.

Он сердито поджал губы.

– Когда-то давным-давно я дал слово людям, которых уважал и любил, что буду заботиться о нашей семье. И не по моей вине так глупо погиб Джек, а прежде всего из-за тебя. Впрочем, мы все так или иначе виноваты перед ним…

– Но я еще раз говорю тебе, что у меня нет никаких проблем. Я могу остановиться, когда захочу, – спорила она, но в ее голосе звучал страх.

– Вот и докажи это, чем зря сотрясать воздух. Докажи мне, что Миррен Сойерби может с достоинством нести наказание. Докажи, что я ошибаюсь.

– Ой, да иди ты к черту!

– Ты сама скоро туда пойдешь, если не прекратишь пить. Но я твой друг и был им всегда. Я хочу вернуть ту, прежнюю, Миррен, а не эту… ходячую мумию с безумными глазами. Я больше тебе не верю. Так что посиди там взаперти, подумай о жизни и докажи мне, что я не прав.

Он открыл дверь восстановленного им дома, втолкнул Миррен через порог и повернул ключ. Пускай помаринуется там несколько дней. Посмотрим, как она запоет. Ему хотелось хорошенько ее проучить.

Сначала Миррен, кипя негодованием, мерила шагами каменный пол и удивлялась выходке Бена, но через некоторое время пришла в себя и удивленно огляделась. Так вот каким теперь стал ее любимый дом, ее «Край Света»! Вот что Бен сделал для нее и Джека! Ей стало ужасно стыдно.

Стены оштукатурены и побелены известкой, в старинной плите горел огонь, дымоход прочищен. К каменной раковине подведена холодная вода из старинной цистерны, установленной возле дома. Камин был чисто выметен. Возле него в старинной дровнице лежал запас наколотых поленьев с растопкой, там даже был обидный ночной горшок и запас старых газет. Бен все предусмотрел.

Наверху была импровизированная спальня с раскладушкой и одеялами, какой-то наспех сколоченной этажеркой, умывальником и зеркалом.

– Ну, я ему покажу, – зарычала она, все еще не веря, что ее насильно посадили под замок. Выпить ей пока что не требовалось, но всякий раз, как она произносила вслух очередную угрозу, ее глотка и губы отчаянно хотели ощутить знакомый вкус. Затем она подумала о Джеке, принесенном ею в жертву, и задрожала. Она до сих пор не могла поверить, что Джека нет в живых. Ее бросало то в жар, то в холод, ее нервировала кромешная тишина этого дома.

Скоро начнет темнеть, и ей стало страшно.

К ночи ей стало плохо – все тело сотрясала противная дрожь, мышцы болели, к горлу подкатывала тошнота. Шутка зашла слишком далеко. Как этот идиот, этот наглец смел запереть ее здесь? Она умирает тут от холода, и все, что ей надо, – лишь маленький глоточек виски, чтобы согреть горло. И вот она уже не могла ни о чем думать. Ей надо было успокоиться, а для этого надо было выпить хоть чуточку…

Через некоторое время в дверь заглянул Бен. Он принес термос с горячим бульоном. Она старалась держать себя в руках.

– Выпей бульону, – настаивал он, – пока он не остыл.

– Все в порядке, – отмахнулась она. – Я не хочу пить твой дурацкий бульон. Он слишком горячий. Я хочу домой. Обещаю, что больше никогда не возьму в рот ни капли.

– Хорошие слова, Миррен, но не надейся, я на них не куплюсь. Подозреваю, что я где-нибудь проглядел бутылку, допустим, в дальнем сарае. А? – Он заглянул ей в глаза и заметил в них смятение. – Я прикинул, что у тебя должны быть тайники, и стал их искать. Одну бутылку я нашел в хлеву, вторая была спрятана на балках сеновала. Ты встала на плохую дорожку, и тебе требуется помощь.

– Бен, послушай меня, я не могу тут оставаться. Я тут умру, честное слово. Мне холодно и страшно, – взмолилась она.

– Минуту назад мне казалось, что ты кипишь от злости… Хорошо, раз тебе страшно, ты будешь спать наверху, а я тут, внизу. Это единственный способ тебя остановить. Неужели нам мало выпало горя в этом году? И вообще, я хочу жить своей жизнью, а не нянчиться с тобой.

– Тебе никто не мешает это делать, – пробурчала она, надеясь, что он уйдет.

– Нет, ты мешаешь. Я не уеду, пока к нам не вернется прежняя Миррен, пока я не пойму это по ее глазам. Отвыкнуть от пагубной привычки непросто. Док Мюррей сказал…

– Значит, теперь всем известно о моих проблемах? – взвизгнула она. – Какое у вас право вмешиваться в мою жизнь? Да идите вы все к черту! – закричала она, сняла башмак и швырнула его в Бена. Он увернулся, и башмак просвистел мимо его щеки.

– Я никуда не уйду, и ты тоже останешься здесь. Ты загнала себя в свой собственный не край, а конец света. Ты выгонишь его из своего тела вместе с потом. Это будет тяжело и неприятно. Пойми, я вынужден быть жестоким ради твоего же блага, – умоляюще сказал Бен и ушел, оставив ее одну.

Трое суток она металась по дому, обливалась потом, рыдала, выла, страдая от судорог и тоски.

– Садист! Выпусти меня отсюда! Ты не имеешь права так поступать! – Ответа не было, но она знала, что он где-то рядом и стережет дверь по очереди с Дитером. Просто немыслимо, что они вытворяли с ней! Садисты! Она чуть не теряла сознание от возмущения.

Спальня в самом деле превратилась для Миррен в конец света. У нее дрожали руки, тело корчилось в судорогах. Она ругалась, проклинала всех и вся, валялась на раскладушке и рыдала, когда агония ломки скручивала ее в комок.

Бен приносил ей лишь какой-то вонючий чай из сушеной травы, который он купил у какого-то лекаришки. От этого чая пахло карболкой и дезинфектантом одновременно, а на вкус он был как моча.

Потом начались жуткие, тревожные сны. Сильвия и отец махали ей рукой, приоткрыв дверь. Она бежала к ним, но они куда-то пропадали. Зато появлялся Джек, весь в синяках, и грозил ей пальцем. Она кричала от ужаса, и к ней прибегал Бен, держал ее, успокаивал. Когда кошмар проходил и она затихала, он снова спускался вниз.