кульминация накатывает на меня, как грузовик. Ослепленная ощущениями, я вскрикиваю, уткнувшись в шею Хантера.

— Ты такая мокрая для меня, Рыжая. Я так хочу оказаться внутри тебя. Ты готова?

Я все еще перевожу дыхание, пот покрывает мое тело и заставляет волосы прилипать к лицу, когда я приподнимаюсь и целую Хантера, нуждаясь в знакомом вкусе его губ, в ощущении его рта напротив моего.

— Да, — шепчу я, и Дрейк на мгновение прекращает свои толчки.

Немного сдвинувшись, я чувствую Хантера рядом, и он оказался прав. Я скользкая, потому что он легко входит в меня. Когда они оба погружены в меня до самого основания, никто не двигается, пока я приспосабливаюсь и смакую это ощущение всепоглощающей полноты. Это интенсивно и невероятно, не только сексуально, но и эмоционально. Они оба требуют меня, используют меня, любят меня, и слезы наворачиваются на глаза, когда Дрейк наваливается на меня, целуя мою спину и ласково вытирая волосы с моего лица.

— Я чувствую его внутри тебя, — шепчет Хантер, глядя мне в глаза. Он берет мою руку в свою, переплетая наши пальцы. Другая рука ложится мне на спину, и я чувствую, как его пальцы сжимают пальцы Дрейка.

И мы остаемся так на мгновение, втроем, как одно целое.

— Покачай бедрами, Рыжая.

Я смотрю в глаза мужу и начинаю раскачивать бедра, сначала медленно, а потом все быстрее, и ощущения невероятные.

— О, черт, — со стоном произносит Дрейк.

— Боже, как же тебе хорошо, — отвечает Хантер, и я не знаю, обращается ли он ко мне или к своему другу, потому что в данный момент я не уверена, где кончается один из нас и начинается другой. Мы слились воедино, превратившись в комок тепла, удовольствия и плотских криков вожделения.

Теперь я бьюсь бедрами, откидываюсь назад, насаживаясь на их члены. На этот раз мой оргазм наступает медленно, как приближающаяся гроза, и длится дольше, чем когда-либо, пока не становится частью меня. Я уже не трахаю их, а танцую с этим оргазмом, мое тело доживает до кульминации.

— Да, да, да, — кричит один из них, и я понимаю, что чувствую, как пульсирует и содрогается во мне один член. А может быть, и оба.

Я опускаюсь на грудь Хантера, ожидая, когда прекратится покалывание в моем теле. Кто-то снова расчесывает мои волосы, и, когда он целует меня в щеку, я понимаю, что Дрейк, должно быть, вышел из меня.

Приподнявшись, я смотрю на Хантера, который с улыбкой нежно гладит меня по щеке. Затем я поворачиваюсь и вижу Дрейка, лежащего рядом с ним. — Ты просто потрясающая, Изабель.

Я улыбаюсь в ответ и падаю в узкое пространство между их телами. Я обнимаю его в этой привычной позе, а Дрейк сворачивается калачиком, чтобы прижаться ко мне. С измученной и довольной ухмылкой я отвечаю: — Нет. Мы чертовски удивительны.

Правило № 26: Если твое сердце не может забыть их, пусть твой член сделает это за тебя

Дрейк

Когда я просыпаюсь, я уже не нахожусь снаружи этого маленького сэндвича. Вместо этого я — маленький кусочек мяса, зажатый между двумя красивыми кусками очень голого и сексуального хлеба. Изабель, должно быть, встала где-то посреди ночи и залезла обратно, подталкивая меня к своему мужу.

Сделала ли она это из соображений удобства или потому, что думала, что, прижав нас друг к другу, заставит Хантера избавиться от всех его бисексуальных заморочек или меня — от моих упрямых заморочек против отношений, но она откусила немного больше, чем могла прожевать.

Я имею в виду… Я не злюсь на теплое мускулистое тело, прижавшееся к моей спине. И я определенно не злюсь на то, что она полностью принадлежит мне, что она свернулась в моих объятиях, как мой личный плюшевый мишка, но меня немного раздражает то, как сильно я не ненавижу это.

Я никогда не сплю с теми, кого трахаю. Но эти двое — другие, и я начинаю забывать, почему. Они другие, потому что они мои друзья… да, именно так. Они отличаются тем, что это два самых важных человека в моей жизни. Моя семья. Единственные два человека, которых я люблю… подождите, черт.

Хантер встает, и очевидно, что он не понимает, что я между ними, когда он вытягивает свое обнаженное тело и закидывает руку мне на талию. Почувствовав мой рост, а не маленький рост Изабель, он напрягается. О Боже, как неловко. Его… член упирается в мою задницу. Его утренняя древесина еще не пробилась, потому что он еще мягкий, и я не знаю, хорошо это или нет.

Может быть, мы с Хантером и играем с этой странной новой динамикой наших отношений, но мы определенно еще не на стадии… потрись своим твердым членом о мою задницу.

Он поднимает голову и смотрит на меня полуоткрытым глазом. Я оглядываюсь через плечо, и, поскольку это двуспальная кровать, а не королевская, мне не так уж много места, чтобы дать ему.

— Доброе утро, — бормочу я.

— Доброе утро, — ворчит он. Затем, как и ожидалось, он быстро скатывается с кровати. Мне становится интересно, действительно ли он был готов проснуться, или заставить себя встать с кровати стоило того, чтобы не быть прижатым ко мне голым.

Мне удалось мельком увидеть его, когда он бежал в ванную, и я не могу точно сказать, была ли это утренняя древесина или последствия нашего расположения во сне, из-за которых у него внезапно появился стояк, которого не было еще минуту назад.

— Который час? — пробормотала Изабель, едва шевелясь у меня на груди.

— Здесь время не имеет значения. Мы в Вегасе, детка.

— Завтрак… — стонет она.

Я улыбаюсь ей, вспоминая, сколько сил она потратила прошлой ночью. Я никогда не видел ее такой — дикой и жадной. Я действительно имел в виду то, что сказал… Изабель — самая лучшая. Я ненавижу себя за то, как я отношусь к ней, жене моего лучшего друга, но с ней все легко и весело. Когда я с ней, у меня нет ни единой жалобы, а секс всегда не от мира сего. Может, я и не любитель заводить отношения, но, клянусь, если бы у меня был шанс завести отношения с этой женщиной, я был бы идиотом, если бы упустил его.

Через тридцать минут нам троим удается дотащить свои усталые задницы до буфета. Мы едим, смеемся, разговариваем, и все кажется таким нормальным… что даже странно. Как будто мы снова просто мы, но не