человек в будущем гулял, если сейчас было бы достоверно известно, что он будет гулять. При этом гулять он будет по собственной воле, а не по безусловной необходимости.

Остается еще одна трудность. Как Бог предзнает будущее: как однозначно определенное или как неопределенное? Ведь если все оно определено однозначно, никакого места не остается для свободы воли, рушатся самые основы морали и никакая теодицея становится невозможной. Однако Бог не может видеть будущее и как неопределенное: в этом случае Он либо не знал бы, каким оно будет в действительности, либо думал бы о нем ошибочно. Следовательно, Бог может знать будущее в каком-то смысле однозначно, а в каком-то – неоднозначно, и ничего здесь не поделаешь.

Преодолевает эту трудность Боэций с помощью особой неоплатонической интерпретации знания. Оп говорит, что глубина и степень познания зависят не от природы познаваемого, а от познавательных способностей познающего. Чувства, воображение, рассудок и разум видят одни и те же вещи по-разному. Разуму Бога они предстают в ином свете, чем сознанию человека. Поскольку же низшая способность охватывается высшей, но не наоборот, человек не может уразуметь того способа, которым Бог видит те же вещи, что и он сам. Ведь природа Бога иная: Бог вечен и непричастен времени. А вечность есть «совершенное обладание сразу всей полнотой бесконечной жизни». Мир, даже если бы он не имел ни начала, пи конца во времени, нельзя было бы назвать вечным, но только – «беспрестанным». Потому что вечность вся – в настоящем и вся – сразу, тогда как время всегда распределено между прошлым, настоящим и будущим. Божественное познание осуществляется в вечности и под углом зрения вечности. Мир со всей совокупностью своего прошлого, настоящего и будущего извечно присутствует в Разуме Бога, как если бы оп уже совершил все свое бесконечное развитие. Поэтому Бог видит будущее тем же способом, что настоящее и прошлое – именно так, как оно когда-то состоится. Он видит и альтернативные возможности, и колебания человеческой воли, но сразу же видит и то, какая из возможностей реализуется и какой выбор будет сделан волей. И то, что он видит в вечности, с необходимостью произойдет во времени. Однако это предвидение, – а лучше сказать, видение, ибо все происходит в настоящем, не налагает безусловной необходимости на саму природу события, так что пока оно не произошло, оно могло и не произойти, и пока человек не принял решения, он мог еще принять и другое. Следовательно, свобода воли при этом сохраняется и выбор остается предопределенным (гипотетической необходимостью божественного предзнания) только в вечности, но не во времени. Мысль Боэция можно выразить еще и так: мы свободны в своем выборе, пока не выбрали, а когда уже выбрали, наша свобода перешла в необходимость и канула в вечность. Но все-таки и возможность выбора, и способность управлять своими стремлениями у человека сохраняется, даже если то, что мы изберем и что пожелаем, заранее известно Богу, ибо от того, что кто-то наблюдает за моими действиями, они не перестают быть моими, а наблюдает за нами и опекает нас сам Бог, создавший нас разумными, а значит, и свободными по своему образу и подобию. Из всего этого следует, что человек предопределен к свободе, и поэтому сам творит свою судьбу, и ничто не может сделать его несчастным, если он живет по правде и творит добро.

Так Боэций завершает свою «Золотую книгу», оставляя потомкам никогда не отчуждаемую возможность судить о том, прав он или не прав. (Майоров Г. Г. «Судьба и дело Боэция»).

Св. Бенедикт Нурсийский

Из Египта монашество быстро распространилось по всем восточным провинциям Римской империи, а потом проникло на Запад. Однако здесь оно поначалу не встретило такого сочувствия и долгое время пребывало в зачаточном состоянии. Подлинным устроителем западного монашества стал Св. Бенедикт Нурсийский. Он родился около 480 г. в старинном итальянском городке Нурсии в графстве Сполетском. Его родители (о которых нам ничего не известно) принадлежали к среднему классу, скорее зажиточному, чем бедному. Когда мальчик подрос, они отправили его учиться в Рим, находившийся тогда под властью остготского короля Теодориха. Но Бенедикт, до глубины души смущенный распущенность своих товарищей, оставался здесь недолго. Его жизнеописатель, папа Григорий Двоевлов, пишет: «Желая быть угодным одному Богу, он решил все бросить и сделаться монахом».

По слухам и через чтение книг Бенедикт узнал о святой жизни восточных отшельников и пожелал удалиться в пустыню. Было ему тогда всего 14 лет. В поисках уединения, сопровождаемый одной только своей кормилицей, он поднялся вверх по течению Анио и остановился в деревне Эффида. Здесь жили какие-то его родственники. Пробыв у них некоторое время, Бенедикт тайком покинул служанку и нашел убежище в Субиако, среди гор, неподалеку от развалин виллы Нерона. Тут ему встретился старец по имени Роман, монах близлежащего монастыря, которому он открыл свои намерения. Роман не только облек Бенедикта в иноческий чин, но и согласился помогать ему. Он указал юному подвижнику близ подошвы горы скрытую в чаще леса пещеру и посоветовал поселиться в ней. Изредка старец навещал Бенедикта, но обычно, чтобы не нарушать его уединения, спускал ему пищу на веревке с вершины горы. Все это совершалось в полной тайне – три года Роман никому ничего не говорил о Бенедикте, но лишь скрытно во время трапезы брал для него хлеб. В первые годы своего уединения, как и все подвижники, святой много претерпел от демонов. Бес неоднократно искушал его различными плотскими вожделениями и доводил порой до полного отчаяния. Наконец Бенедикт нашел способ бороться с этим наваждением – раздевшись донага он бросался в заросли терновника и крапивы, валяясь среди них до тех пор, пока боль от ожогов и царапин не заставляла отступать скверные помыслы.

Спустя три года пещеру Бенедикта открыли пастухи, и тогда многие узнали о его подвигах. Вскоре к нему явились монахи одного из соседних монастырей, умоляя стать их наставником и пастырем. Святой долго отказывался от этой сомнительной чести и говорил, что его нравы слишком суровы для других монахов. Однако они продолжали досаждать ему просьбами и добились своего. Сделавшись игуменом, Бенедикт установил строгий аскетический образ жизни, в полном соответствии с образом жизни египетских святых отцов, и никому не позволял жить по своей воле. Вскоре монахи стали раскаиваться, что избрали себе такого сурового игумена, а самые негодные из них задумали даже убить Бенедикта. Однажды во время трапезы они подали ему чашу с отравленным вином. Но после того, как святой сотворил над