Ящик был похож скорее на шкатулку из дорогих сортов древесины. Темное, почти черное дерево с мелкой структурой матово блестело в свете тусклых лампочек. Резные, желтого металла уголки оковывали каждый торец гигантской шкатулки.

— Тут, наверное, бриллианты! — в предвкушении богатства заявил Шип, гордо поднимая ящик над головой.

— Ты что, перепил? — устало спросил Вадим.

— Ты посмотри, тут же написано! — Юрий восторженно ткнул пальцем на изящную вязь на одной из граней шкатулки.

— Ну и что? Блин, ты что, понимаешь эти каракули? — фыркнул Вадим.

— Я? Я вообще-то сам из ашкенази! У меня память генетическая! — Шип гордо понял голову.

— Урод ты, а не ашкенази. Что ты за сундук припер?

— Это же ковчег Моисея.

Шип с сакральным благоговением поставил ящик на пол и попытался поклониться находке. В экзоскелете это получилось не слишком изящно. Когда сталкер наконец смог встать на ноги, он простер хожни небу и начал вещать, как баптистский проповедник:

— Именем господа нашего Иеговы!

— Шип, или ты заткнешься, или я тебя сейчас заткну, — прервал сталкера Вадим. — Я не люблю мессианство. Объясни по-человечески, что это?

— Ты не понял? Да? Это ковчег, где хранятся скрижали пророка Моисея, который сорок лет водил по пустыне израильский народ.

— Ты меня не учи. Я библию тоже читал. Давай по-честному расскажи, что это и где ты это взял, — строго приказал Вадим. — В Моисеевом ковчеге никаких бриллиантов быть не должно. И описывается он совсем по-другому.

— Как по-другому? — забеспокоился Шип.

— Тоже мне охотник за черепами, — хмыкнул Вадим. — Первоисточники надо лучше знать! А написано там примерно так: он должен быть из дерева ситтим, иметь два с половиной локтя в длину, полтора — в ширину и в высоту. Его внутри и снаружи следовало обложить чистым золотом, на нижних углах укрепить золотые кольца, в которые продевать шесты из дерева ситтим, обложенные золотом. Они предназначались для того, чтобы иметь возможность переносить Ковчег, не прикасаясь к нему. Это было запрещено под страхом смерти. К Ковчегу было предложено также сделать съемную золотую крышку, на обеих сторонах которой должны были иметься золотые херувимы «с распростертыми вверх крыльями, покрывая крыльями своими крышку, а лицами своими будут друг к другу».

— Ты что, всю библию так наизусть шпаришь? — изумился Шип.

— Всю, не всю, но кое-что помню. Итак, где ты это взял?

— Ну там, на полке, — уныло начал рассказывать Шип, — ящик большой, на нем год 1938 написан и еще по-немецки всякое, типа, мозес сакарментаус дер дритте тафель, айн штюк, грал, айн штюк и лорнгиниус спайс айн штюк.

— Ну и почему ты выбрал именно ящик с третьей скрижалью Моисея? — спросил Вадим, внимательно осматривая шкатулку. — А не копье судьбы или, скажем, грааль?

— Шо? — не понял Шип.

— Ты перечислил все это на диком немецком.

— Да? — всполошился сталкер. — Надо пойти взять!

— Не спеши. Не очень верю, что они там, но если и так, то святыни лучше не трогать. Это плохо кончается для тех, кто ими владеет. Гитлер покончил собой в тот момент, когда американцы захватили это самое копье судьбы. Так что вряд ли оно находится в этом ящике.

— А что за третья скрижаль? — Шип все еще надеялся на то, что он действительно нашел сокровище.

— Ну, есть такая байка, что Моисей от Бога получил не две скрижали с десятью заповедями, а три с двенадцатью. Одну по дороге продолбал где-то, вот ее и искали. Но поверь мне — не советую открывать этот ящик. А вдруг там такое…

Шип с благоговением взял ящик и молча понес его на место.

— Ну и как теперь мы с этим через «зеркало» прорываться будем? — поинтересовался сталкер, когда все приготовления были закончены.

— Ну, как сюда вошли, так и отсюда уйдем, — ничуть не сомневаясь, ответил Малахов. — Бери ложку и садись в прицеп.

— Куда же я там сяду? — удивился сталкер.

— А хочешь, мы тебе там кресло пилотское поставим? Делов-то! С катапультой!

— Вот послушай, ты меня уже этими катапультами задолбал. Но у меня появилась мысль, а давай мы их на место задних кресел в моцике твоем поставим? И сидеть удобно, и мало ли что случится. Я их потом хорошо сдать могу, тому же Сидоровичу. — Шип не забывал о собственной, сталкерской выгоде.

— Да нет проблем. Дрель-гайковерт в руки — и вперед. Сейчас принесу.

Вадим опять надел экзоскелет, отправился за катапультами и скоро вернулся, держа в лапах экзоскелета по креслу К-36ВМ.

— Вот тебе. Давай крепить будем, — сказал Вадим, ставя кресла рядом с трайком.

Работа оказалась не такая сложная, и через пару часов все было готово к дороге.

— Слушай. А ведь сейчас вечер. И что мы будем делать ночью в Зоне? Это же глупость несусветная, — вдруг всполошился Шип.

Решено было все-таки переночевать. К ночевке тоже нужно было подготовиться. Хоть среди работ удалось перекусить армейскими пайками, но на ночь требовалось съесть что-то посерьезней. И опять начались поиски по ангару. И вот тут удалось найти нечто невероятное. Очевидно, неведомый хранитель этих складов был большим любителем французского вина. В ящиках, маркированных как «сухой паек — жидкости», оказались сотни бутылок лучших французских вин. Там были «Корбье», «Минервуа», «Фиту», «Сен Шиньян» и «Фожер» и многое другое. Вадиму пришлось только пожалеть, что к таким прекрасным красным винам нет ни сыра, ни мяса. Шип рассуждать не стал и после того, как удалось найти закуску, расслабился. Юрий удобно устроился на одном из ящиков и выпил залпом бутылку ротшильдовского «Шато лафита».

— А может, ну его все на фиг? — внезапно заявил сталкер, изрядно покраснев и лицом, и лысиной. — Может, тут останемся? Все есть. Все на шару. А девок… Ну, что-то придумаем. И зачем нам вообще вылазить отсюда? Тут есть все!

— Угу. А гадить ты куда будешь? Под дальнюю стену? Так скоро завоняется. А халява — она всегда кончается.

— Да, ты прав. Ну, давай хоть немного посидим? А то жалко бросать.

— А ты и не бросай. Мы сейчас, ну завтра отсюда выберемся, а ты место запомни.

— Так тут же вокруг ангара эти, «свободовцы», тусуются, как я обратно сюда?

— А мы давай так отсюда выйдем, чтобы никому и никогда в страшном сне не захотелось сюда возвращаться! И будет это твоя большая тайна. — Вадим ножом вскрыл большую банку тушенки и с удовольствием подцепил кусок мяса, положив его на галету. — А тушенка-то настоящая. Видать, еще советская.

— А тебе что, в совок опять хочется? Ты, может быть, еще и Сталина хочешь вернуть? — Пьяненького Шипа потянуло на политические дебаты.

— Никого я не хочу вернуть. Мне и нынешние поперек горла. Ты ешь, а не болтай, вон как тебя штормит.