После объявления Андрея князем Ингрийским указы сыпались как из рога изобилия. В большинстве из них Артем без труда узнавал перо барона. В одном из этих указов он выяснил, что причислен к дворянскому сословию Ингрии. Указ создавал сословие, в которое включались все немецкие рыцари и их потомки, русские бояре и боярские дети, присягнувшие князю. Дворянство даровалось также всем командирам, вплоть до десятников, участвовавшим в битве под Новгородом и присягнувшим Андрею. (А это распространялось и на Артема.) Кроме того, был приложен внушительный список отличившихся в боях простых ратников, которым также даровалось дворянство. Артем отметил, что в дворянство нового русско-немецкого государства, которое и так выглядело достаточно химерно, попало много татар. «Интересный коктейль у них получается», — подумал он.

Ольга была горда причислением к благородному сословию чрезвычайно, да и у Артема взыграло самолюбие. Хотя больших иллюзий по поводу дворянства у него не было. Во время посольства на Москве он наблюдал становление русского дворянства. Дворянами становились самые отважные и талантливые воины. Но такое же дворянство мог получить и конюх, выездивший княжеского коня, и егерь, отличившийся на охоте, да просто дворовый человек, вовремя чарку князю подавший. Дворянство было как некое орденское звание, передающееся по наследству, и еще не обрело четких границ и кастовости. «Пожалуй, барон сильно обогнал свой век», — подумал Артем. Хотя у немцев благородное сословие носило более очерченный характер. Каждый рыцарь, стремясь произвести впечатление на собеседника, перечислял длинный список благородных предков, восходящий к какому-нибудь воину, по легендам, победившему дракона, или, на худой конец, к грозе мавров и сарацин. Притом было достаточно ясно, что подавляющее большинство из них происходит из наиболее удачливых атаманов разбойничьих шаек, во множестве шатавшихся по Европе в период раннего средневековья. Паханы, сумевшие подчинить себе несколько рыцарей, становились баронами, нескольких баронов — герцогами и графами. Ну а дальше… «Доброе утро, сир».

Артем вспомнил, как по просьбе бабушки они с мамой собирали документы о судьбе ее отца, прадеда Артема, русского дворянина, сгинувшего в сталинских лагерях. Пришлось брать копию метрики в архиве. Пожилой архивариус интеллигентного вида, в потертом пиджачке принес им копию.

— Да, да, дворянин рязанской губернии, — говорил он, улыбаясь. — Господи, знали бы вы, сколько сейчас народа за дворянством приходит. Приносят фото с бабушками и дедушками в шляпках, мехах да мундирах, кричат, матерятся, требуют, чтобы признали за ними дворянство. Девяносто процентов из их предков дворянами никогда не были. Сто лет назад уже и купеческие и крестьянские дети, бывало, по два университета оканчивали и не хуже родовитых дворян смотрелись. Да даже если и дворяне. Они что же думают, выдали им бумагу и они благородными стали? А без бумаги благородства не бывает, что ли? Благородство, оно не в бумагах.

Уже на второй день после битвы, еще в Новгороде, после вечерней тренировки и совместной парной в баньке, когда они сидели в предбаннике и пили квас, барон вдруг спросил Артема:

— А что, Артем, не надоело ли тебе мечом махать?

Артем опешил:

— Нет.

— Жаль, — ухмыльнулся барон.

— А почему вы спрашиваете?

— Видишь ли, десятников и сотников и я и князь можем найти в избытке. Но есть не столь простые дела.

— Что вы имеете в виду?

— Ингрия земля очень бедная, а мы должны сделать ее богатой и процветающей. Монеты, чеканящиеся орденом, стоят сейчас дешевле, чем металл в них. Если князь сейчас попытается чеканить свою монету, будет то же или хуже. В Петербурге живет много купцов, русских и немецких. Они враждуют. Нужно написать новый торговый устав, который бы выровнял их права и не мешал бы торговле ни на востоке, ни на западе. За то, что Новгород признал независимость Ингрии и стал союзником, придется дать беспошлинный проход их купцам. Но сейчас можно быстро пополнить ингрийскую казну лишь от сборов за провоз товаров. Князь обещает беспошлинный провоз, но не обещает бесплатный проход стражи, бесплатную швартовку в петербургском порту, бесплатный конвой военными судами. Надо найти лучший способ пополнить казну этими путями. Ты говорил, что в твоем мире изучал науку о движении денег в государстве, и был даже магистром. Подумай над вопросами, которые я задал. Когда придем в Петербург, я бы хотел услышать твои предложения.

Войско князя Андрея двигалось к Петербургу скорым маршем, но, несмотря на это, князь не прекращал свою деятельность уже как руководитель государства. Делалось это так. Князь со свитой заезжал в голову войска, где разбивался шатер. В нем ставились стол и кресло, где князь и выслушивал докладчиков, принимал просителей, подписывал указы. Барон неотлучно был при князе. Войско маршировало мимо шатра, приветствуя главнокомандующего. Когда к шатру подходили арьергардные[15]части, шатер сворачивали, князь и свита садились на коней и снова ехали в голову армии. Там снова разбивался шатер, и все начиналось сначала.

В один из таких дней Артема вызвали к князю. Разбрызгивая грязь, в которую превратилась из-за оттепели разбухшая и взбитая тысячами ног, копыт и колес дорога, Артем подскакал к шатру, спешился и ступил под полог. Князь, как всегда, сидел за столом, одновременно что-то писал и кому-то что-то говорил. По правую руку от него стоял Рункель. Перед столом мялся с ноги на ногу одетый в богатую немецкую гражданскую одежду старик с тяжелой золотой цепью, увенчанной тяжелой же золотой бляхой.

— А, это ты, — отозвался князь, мельком бросив взгляд на Артема. — Магистрат Петербурга донес мне, что некий отец Филарет призывает к бунту и избиению немцев. Могут начаться беспорядки. Чиновники Иоахима бежали. Магистрат распустил инквизиторскую гвардию и подчинил себе ландскнехтов и рыцарей. Они пытались сохранить порядок, но лить кровь не решились из страха перед моим гневом. Утихомирить же разбушевавшуюся толпу другими мерами возможности уже нет. Возьмешь два десятка рыцарей во главе с Гроссмейстером и пять десятков моих конных дружинников, отправишься в Петербург вместе с главой магистрата господином Ульзектом. Примешь под команду гарнизон и наведешь там порядок. Этим указом, — князь кивнул, и Рункель подал Артему свиток, — ты пока назначаешься посадником Петербурга.

От удивления Артем открыл рот.

— Почему я? — только и произнес он.

— Барон нужен мне здесь, — быстро произнес князь, — так что ты единственный, кто сможет одинаково хорошо говорить с русскими и с немцами в Петербурге. Выезжай немедля. — И, повернувшись к барону, он заговорил: — Генрих, отправьте срочно людей в Орешек[16], пусть сменят немецкий гарнизон. Те из нынешнего гарнизона, кто присягнет мне, пусть следуют в Гатчинский замок. Тем, кто не присягнет, предписать покинуть пределы Ингрии в две недели.