Льюис спал. Казалось, никто и ничто не могло прервать его спокойный сон, где боль и смерть отступала на второй план, и уже ощущался лёгкий морской бриз, обдувавший лицо, а яркое солнце на берегу моря слепило глаза.

Говард не хотел просыпаться, он так и оставался пока в своём сне. Спокойные сны для него были редкостью и таким важным событием, что прервать его означала провалиться в адскую бездну, где он жил на протяжении многих десятилетий.

— Синьор, время выходить. Самолёт приземлился, — сказала обворожительная стюардесса с карими глазами и волосами цвета воронова крыла. Её чуть смуглая кожа выдавала в ней истинную сицилианку, пусть и не благородного происхождения.

— Спасибо, синьорина, — добавил Льюис и расстегнул ремень безопасности, встав с кресла. Он вытащил из багажного отсека над головой две небольшие сумки и, взяв их в одну руку, проследовал к выходу.

Быстро добравшись до терминала аэропорта, Говард прошёл по залу прилёта и попал в центральный вестибюль, откуда вышел на улицу. Сицилия, как всегда, встретила его хорошей солнечной погодой, хотя и было немного прохладно, но только не по сравнению с Тулузой или Марселем. Здесь был настоящий райский уголок, как всегда, в своём воображении подразумевал он, но везде была своя раковая опухоль. И этой раковой опухолью была мафия, которая никуда не исчезла с далёких годов второй половины двадцатого века и всё ещё давала о себе знать, постоянно напоминая о себе. Однако Льюису от этого было не горячо и не холодно. Да и осуждать кого-то он не любил, поскольку его самого кто угодно мог осудить и был бы при этом абсолютно прав, но по-прежнему у каждого оставалось право на свою правду, и в этом аспекте стоило прислушиваться только к своему уму и сердцу, решая сложный вопрос о своём благочестии.

Говард сел в такси и велел ехать таксисту в центр города, где у него была небольшая квартирка, наверное, она для него и была его домом, хотя квартир и домов он видел много. Отели, бунгало, горные домики… Чего только не было в жизни Льюиса, бывшего полковника САС и истинного британца, которому было суждено покинуть родную Англию и странствовать по миру в поисках всё новых и новых приключений.

Таксист притормозил у указанного Говардом места, и, расплатившись, Льюис вышел из такси и направился к старому четырёхэтажному дому. Зайдя в подъезд, оно стал подниматься по лестнице, понимая, что наконец сможет немного отдохнуть, хотя тревога не покидала его, поскольку тот факт, что отца Бернардо всё же выследили и пытались устранить, говорил, точнее, кричал о себе очень и очень громко.

Но святой отец оставался святым отцом, а старый диверсант оставался старым нелегалом диверсантом, каким принимал себя сам Говард. Он поднялся на третий этаж и, проверив внизу двери закреплённую нетронутую никем контрольку, вставил ключ в замочную скважину и несколько раз повернул его против часовой стрелки. Замок несколько раз щёлкнул, и Льюис нажал на дверную ручку, войдя в квартиру. Было темно. Ставни были закрыты, и солнце не проникало в квартиру.

Он неспешно включил в коридоре свет и прошёл в комнату, где открыл окна и ставни. Солнечный свет осветил его лицо, слегка ослепив глаза, и Говард отошёл от окна, распахнув балконную дверь и зайдя за угол, отодвинул диван и принялся разбирать паркет. Аккуратно разобрав небольшой участок дощечку за дощечкой, он вытащил металлическую коробку и, открыв её с помощью ключа, вытащил оттуда кобуру с пистолетом «ЗИГ-Зауэр П-226» и два запасных магазина, достал из денежной пачки достоинством в сто евро примерно десять купюр и, закрыв коробку на ключ, вернул всё на свои места, задвинув тайник диваном. Льюис скинул с себя куртку и закрепил пистолет с пластиковой кобурой на ремне. Он прошёл на кухню, где тоже распахнул окно со ставнями и взял из холодильника бутылку с холодной водой. Сделав несколько больших глотков, он вернул бутылку со слабо минеральной водой в холодильник и вернулся в гостиную, где на столе лежали две сумки, а на журнальном столе стояли бутылка шотландского виски и пыльный стакан.

Говард дунул в стакан и налил в него виски. Болела голова, хотелось расслабиться. Снова и в который раз перед ним стояла сложная задача, но только одному Богу было известно, что его ждёт дальше, там за поворотом, где порой выбор оказывается настолько сложным и несправедливым, что от него хочется бежать и бежать, но бежать некуда.

Нью-Йорк.

Анджелина шла по парку, приближаясь к месту встречи, где она должна была встретиться с Дэниелом Майерсом. Пока она не знала, что ждать от этого действа и что оно вообще может принести или же чем обернуться. Агент Стивенсон не хотела об этом думать, решив принять всё так, как оно будет. Жизнь была для неё какой-то странной и неизведанной игрой, где она чаще проигрывала, чем побеждала. Ведь победить себя, свои страхи и свою судьбу гораздо сложнее, чем просто посмотреть вперёд с гордо поднятой головой и попробовать увидеть своё будущее, которое так пугало её. Но Анджелина предпочитала не смотреть и не знать того, что уготовила ей судьба. Однако с появлением в её жизни Алессандро, гражданского юриста, который казался ей таким простым и одновременно сложным, она хотела помечтать, но боялась своей мечты. Никто и никогда ей не говорил, куда они уводят и где звездопадом падают на дно холодного океана: в те глубины сознания и бытия, которые сложно было правильно осознать, и перст судьбы вновь и вновь, как путеводная звезда, вставал на горизонте, а те мечты, которые были уже так близко, тонули и захлёбывались в пучине холодного океана.

Она продолжала неспешно идти вперёд по дорожке, выложенной камнем, и смотреть то вперёд перед собой, то останавливаясь и поднимая голову к небу, которое в этот декабрьский день было ясное и погожее, только вот солнце толком не грело, а может, просто не грело её.

Мисс Стивенсон прошла ещё немного и села на скамейку, прислонившись спиной к спинке, и, осмотревшись по сторонам, бросила взгляд на циферблат своих наручных швейцарских часов. Стрелки упрямо показывали без пяти три часа дня. До назначенной встречи оставалось каких-то пять минут, чтобы насладиться покоем и лучистом солнцем, продолжавшем сиять на небе и падать своими лучами на эту грешную землю, где чего только не случалось за всю её историю, но солнце продолжало светить, как та самая путеводная звезда на ночном небе.

Впрочем,