– Мелани обожала маму. А с папой у них как-то не ладилось. У нас в семье роль папиной любимицы досталась мне. Я же была настоящий сорванец, авантюристка, всех смешила, водилась с соседскими мальчишками. А Мелани росла тихонькой. Она жила в своем особом мире. Была большой фантазеркой и очень тонкой, чувствительной. Однажды мама пришла домой на час позже, чем обещала Мелани, так еле ее нашла – она забилась в шкаф и сидела там, умирая от страха, подумала, что с мамой стряслось какое-то ужасное несчастье. У нее было богатое воображение, она сочиняла разные истории, которые записывала в школьных тетрадках и ревниво прятала под матрасом, она никому не позволила бы хоть одним глазком заглянуть в свои записи. – Солен улыбнулась. – Хотя мы с ней были такие разные, мы очень любили друг друга. Иногда Мелани забиралась вечером ко мне в кровать, и я должна была гладить ее по спине, иначе она не засыпала. Когда я постигала азы в отношениях с мальчишками из лицея на нашей улице, моя младшая сестренка тайком подглядывала, стоя за дверью, как мы целовались. Иногда мы ходили в кино, в «Синема парадиз», нечасто. Папа служил в почтовом ведомстве, но карьеры не сделал, так что деньги на развлечения находились далеко не всегда. А мы любили кино. Мелани – даже больше, чем я. Для меня кинотеатр тогда был прежде всего местом, где можно тайком встречаться с каким-нибудь мальчиком. А для сестры воскресные часы, проведенные в кино, были поистине драгоценны. Она по-настоящему жила в каждом кинофильме, уносилась в мечтах в другой мир.

Солен запнулась.

– Судя по тому, что я тут рассказываю, можно подумать, будто мы росли бедными и несчастными. Но это не так. У нас было счастливое детство. Мы чувствовали себя защищенными от невзгод. У родителей часто возникали затруднения из-за денег, но они никогда не ссорились, ну, может, и случались ссоры, но редко. Мы постоянно ощущали, что они тепло и с любовью относятся друг к другу. «Как я радуюсь, когда твоя мама входит в дом», – сказал мне однажды папа. Он глубоко страдал оттого, что не может дать маме чего-то лучшего, чем наша темноватая квартира на первом этаже, в которой зимой мы иногда протапливали только гостиную и кухню, потому что не хватало денег. Но мама, очень тихая, всегда приветливая, была довольна жизнью. Единственная роскошь, которую она себе позволяла, – цветы. Всегда на нашем кухонном столе стояли цветы. Подсолнухи и розы, незабудки и гладиолусы, и сирень, сирень… Больше всего она любила сирень… Все у нас шло хорошо…

Солен замолчала и бережно поставила на туалетный столик фотографию двух девочек.

– Но потом… Даже не могу сказать, когда это случилось. Мне вдруг стало тесно в нашей квартирке. Я все чаще уходила, у меня завелись друзья, которые жили в богатых домах и не считали каждый грош. Меня уже не устраивала прежняя жизнь. Мне очень хотелось учиться пению, но вместо этого пришлось поступить на курсы кройки и шитья, стать портнихой. Мелани как раз исполнилось семнадцать, она еще заканчивала школу. А мне было уже двадцать, и я дала себе клятву, что не останусь прозябать в мастерской у мужского портного, что на бульваре Распай. Я решила покорить мир.

– А потом? Что было потом? – спросил я и тут же сам ответил: – Потом появился Виктор, приехавший по студенческому обмену, и ты влюбилась в него с первого взгляда, безумно.

– Потом появился Виктор… И в него с первого взгляда безумно влюбилась моя сестра. Безумно влюбилась в красивого молодого блондина с веселыми глазами. Он снимал комнату в доме по нашей улице, неподалеку от нас. Мелани впервые увидела его в кино, в «Синема парадиз». Я в то воскресенье с ней не пошла – у меня выдалась возможность провести время поинтересней, родители подруги пригласили меня летом пожить на их вилле у моря.

Я, конечно, не упустила шанса. И пока я в Довиле кружила головы молодым людям, у Мелани в Париже состоялось знакомство, разом изменившее ее судьбу.

Солен вздохнула, провела рукой по волосам и печально, тихо засмеялась.

– Виктор случайно оказался рядом с ней в кино. Они посмотрели друг на друга – и вспыхнула любовь, с первого взгляда, как принято говорить. Моя робкая сестренка, никогда еще не влюблявшаяся и, как принцесса Турандот, отвергавшая все ухаживания – между нами говоря, не очень-то много их было, – отдала свое сердце без малейшего колебания. Они стали неразлучны, Мелани была на седьмом небе от счастья. Она боготворила Виктора. Когда бы она ни заговорила о нем, в глазах у нее появлялся мягкий такой свет – словно загорались две свечечки. Трогательно было смотреть на нее. Я думаю, она пошла бы за Виктором на край света.

– А потом? – с трудом произнес я.

– Потом появилась злая сестрица. – Тон Солен стал сухим. Ей хотелось говорить равнодушно, но по ее лицу было видно, как нелегко ей продолжать рассказ. Она встала и отошла к мини-бару, чтобы налить себе виски. – Пожалуй, не помешает, – сказала она. – Хочешь?

Я отрицательно покачал головой.

Солен медленно отпила несколько глотков из массивного хрустального стакана, потом встала, прислонившись к туалетному столику.

– Лето кончилось, я приехала домой. Мелани познакомила меня со своим возлюбленным. Он был в самом деле очень мил, настоящий калифорнийский санни-бой; должна признаться, меня порядком удивило, что Мелани сумела заарканить такого симпатичного парня.

Она отпила еще глоток виски.

– Ну… Дальше рассказ недолгий. Мы втроем ходили в это маленькое кафе на бульваре Сен-Жермен, я, как мне свойственно, ни на минуту не закрывая рта, болтала, рассказывала о каникулах, о том, как все там на море было чудесно. Смеялась, шутила и немножко флиртовала с парнем сестры. Не могу сказать, чтобы я преследовала определенную цель, нет, я просто была самой собой, такой, какая я есть, понимаешь?

Я молча кивнул. Представить себе эту ситуацию было нетрудно.

– А потом случилось то, что всегда случалось, когда мы с Мелани куда-нибудь ходили вместе. Внимание окружающих безраздельно принадлежало мне, сестра рядом со мной бледнела, точно маленькая луна, и постепенно умолкала.

– О господи! – вырвалось у меня. «Она как солнце, – это Аллан Вуд сказал про Солен. – Каждому хочется быть к ней поближе». Я уже знал, что последует дальше.

– Через некоторое время Виктор уже не сводил с меня глаз. Как бы он ни был очарован Мелани, он все-таки увлекся ее старшей сестрой, которая по характеру и по возрасту, пожалуй, больше ему подходила. Он подкарауливал меня на бульваре Распай, когда я шла на работу, он незаметно следил за мной, он тайно от сестры целовался со мной. «Да ладно тебе, я же только разок поцелую, – говорил он, когда я со смехом его отталкивала. – Никто же не увидит. А у тебя такой красивый ротик, просто невозможно устоять». Потом он стал предлагать: «Поедем со мной в Калифорнию, там круглый год светит солнце, жизнь у нас будет просто великолепная». Он был очень хорош собой и относился ко всему с чудесной легкостью, которая нравилась мне все больше и больше. В общем, однажды я его не оттолкнула.

Солен вздохнула.

– Может быть, в моей власти было поставить точку, но я тогда мало что понимала в жизни. В конце концов, сказала я себе, я же не виновата, если парень в меня влюбился, пускай даже парень моей сестры. Кто знает, остался бы Виктор с Мелани, если бы я вела себя по-другому и не ответила на его ухаживания? Я была молода, привыкла действовать безоглядно, а перспектива уехать с Виктором в Америку была так заманчива, что все мои сомнения рассеялись.