Не разбирая дороги, я шел по умытым улицам австрийской столицы, а потом спохватился: раз уж я в Вене, надо сделать одно дельце, которое давно задумывал. Опять же к завтрашнему свиданию с Лизой наверняка пригодится.

28 апреля 20** года.

Самым странным было то, что Я – НЕ УДИВИЛАСЬ.

Не удивилась ничему.

Я вовсе НЕ СОБИРАЛАСЬ сегодня к Святому Стефану, я там уже была вчера.

Когда я утром выходила из гостиницы, план был совсем другой: наконец посетить резиденцию Хофбургов. Наша делегация еще вчера ездила туда на экскурсию, и коммерческий директор мне все уши прожужжал: «Ах, интерьеры! Ох, коллекция оружия! Ух, парадный подъезд!»

Интерьеры и оружие меня интересовали мало, но тут в наш разговор вклинился генеральный директор. Он сказал так:

– Зря вы упрямитесь, Лиза. Обязательно побывайте во дворце Хофбургов! Хотя бы мимо пройдите. Это ведь что-то вроде нашего Кремля, главная достопримечательность Вены!

Совет директора – как известно, почти приказ, и потому я честно запланировала: с помощью путеводителя найду эту несчастную резиденцию. Осмотрю снаружи и, может быть, даже схожу на экскурсию. А вечером, в Опере, подойду к генеральному и скажу:

– Спасибо вам! Вы правы: без Хофбурга и Вена – не Вена!

Я бы и посетила этот Хофбург – если б не идиоты, которые составляли путеводитель. Настоящие Штирлицы, нарисовали не карту, а какую-то шифровку! Я петляла так и эдак, забредала на какие-то задворки – они мне, кстати, нравились не меньше, чем центральные улицы, – и, наконец, плюнула. Императорская резиденция как сквозь землю провалилась! И, наконец, я отчаялась ее найти и решила, что вечером генеральному совру теми же словами: «Вы действительно правы: без резиденции Хофбургов и Вена – не Вена!» А вместо дальнейших безуспешных поисков дворца я просто погуляю по городу. С посещением магазинов.

Я с облегчением забросила путеводитель в сумочку и часам к двенадцати безо всяких карт оказалась в самом центре города, у Святого Стефана. Здесь меня вдруг охватило странное беспокойство – без причины, без повода. Непонятное чувство: когда так и хочется поглубже вздохнуть и беспокойно оглядеться по сторонам.

Я и вздохнула, и осмотрелась – ничего страшного. Вокруг – моя, уже ставшая любимой, Вена: потоки туристов, блеск магазинных витрин, из динамиков сувенирного магазинчика рвется «Радецкий марш» Штрауса. Почему же я волнуюсь? Может быть, что-то случилось с бабушкой?

Не пожалела двух долларов: достала из сумочки мобильник и позвонила в Москву. Нет, с бабушкой все хорошо. А еще – у бабули удивительная способность выдать за жалкую минуту максимум информации – погода в столице шикарная, мне снова звонила Серебрякова, и Пират опять умудрился украсть куриную ножку прямо из кастрюли…

«Раз все хорошо – значит, нужно взять себя в руки», – приказала я себе. И, чтобы успокоиться, решила посидеть на гранитной скамейке, полюбоваться, как в витражах Святого Стефана играют лучи апрельского солнца. Потом, кстати, задавала себе вопрос: почему я подошла именно к ЭТОЙ скамейке? Ответ такой: НЕ ЗНАЮ. Ноги подвели. И предчувствий никаких не было.

И когда я вдруг увидела, что рядом со мной сидит Евгений Боголюбов – тот самый человек, которого Серебрякова попросила меня найти, – я ни капельки НЕ УДИВИЛАСЬ. Будто так и надо: мы случайно встречаемся – и даже не в многомиллионной Москве, а на чужой улице чужой страны.

И еще я НЕ УДИВИЛАСЬ тому, что лицо этого Боголюбова – совсем неправильное лицо, с носом-картошечкой и свежим порезом от бритвы – вдруг показалось мне таким родным, что захотелось ласково дотронуться до его царапины (чтобы она поскорее заживала!) и попросить:

– Женя! Пожалуйста! Останься со мной. На час, на день, на сколько сможешь!

Но, конечно, ничего подобного я не сказала. И тут же напустилась на Боголюбова: как, мол, ты посмел покинуть Серебрякову?! (Можно подумать, я сама не рада, что он ее бросил!) Нападала на него, смотрела в глаза – и радовалась, потому что читала в его взгляде, что плевать он хотел на Валькины притязания…

А потом он позвал меня в кондитерскую, и все вроде бы было так, как еще недавно происходило между мной и Красавчиком: я старалась его очаровать, он – меня покорить: напускал туману, слегка важничал и оставил огромные чаевые. Но только… только… я даже не знаю, как это описать. В общем, когда я встречалась с мужчинами – и особенно с таким, как Ник, – мне всегда приходилось следить за ролью . Не отступать от нее ни на слово, ни на интонацию. О себе говорить скупо, расспрашивать о нем – щедро. Краснеть от комплиментов – и рассыпать комплименты самой. Не сутулиться, не класть локти на стол, не разваливаться на стуле… В общем, целый свод правил – и если все их выполнять, то после свидания чувствуешь себя такой усталой, будто целую смену у станка отстояла…

Я никогда не верила в бредовую теорию о том, что у каждого человека есть «вторая половинка», которая тоже бродит по свету и ждет встречи. А после истории с Красавчиком в вещие сны я тоже перестала верить. Благодарю покорно. Мне уже снился Ник – в образе прекрасного принца. Только реально он оказался совсем не принц. Самовлюбленный бабник, и больше ничего.

И вот, получи, Лиза Кузьмина: все твои красивые теории и убеждения полетели в тартарары. Ты вспоминаешь лицо художника и глупо хихикаешь. Ты закрываешь глаза – и видишь его улыбку…

И, главное, ты совсем НЕ УДИВЛЯЕШЬСЯ, что нашла его. Как будто так и надо…

Весь вечер, и ночь, и утро я пребывал в радостном настроении. А все потому, что мне предстояло свидание с Лизой. Очень давно я не испытывал подобных чувств… Может быть, это называется любовью?

Назавтра без пяти одиннадцать я занял позицию возле ее гостиницы. Сердце билось гораздо чаще, чем обычно. Лиза вышла из вертящихся дверей отеля с приличествующим моменту семиминутным опозданием. Улыбнулась, увидев меня. Подошла. Было видно, что над макияжем она сегодня утром потрудилась с особенной тщательностью, и мне было приятно, что это для меня. Я протянул ей букет коротеньких алых тюльпанов, купленных в цветочной лавке на Карлсплац: «Это тебе». Ее глаза зажглись радостью: «Спасибо».

Странные все-таки существа женщины! Никакого практического смысла этот дар не имел – больше того, от него сплошные неудобства. Ей придется таскать этот букет сегодня целый день, а завтра или везти самолетом в Москву (что страшно неудобно), или бросать в гостинице – что жалко. А ведь поди ж ты! Все равно радуется.

Я подвел Лизу к красному «Фольксвагену» четвертой модели, стоявшему рядом у тротуара. Щелкнул центральным замком, распахнул перед ней переднюю дверцу. «Это твой?» – восхитилась она. – «Мой». На самом деле «фолькс» был моим лишь наполовину. Вчера, проводив Лизу в гостиницу, я заглянул в прокатную контору «Хертц» на Ринге и взял машину напрокат на три месяца. «Фольксваген» я выбрал в память об оставшемся в Москве «жуке». Да и вообще мне эта модель приглянулась: с турбированным движком объемом два литра, на низкопрофильной резине. Крошка «фолькс» носился, как дикая кошка. Вчера я опробовал его на автобане от Вены до Бадена, за полминуты разогнав до двухсот километров.