А нашей «тете Элеоноре», как я почему-то сразу окрестил заведующую, было все равно. Она довольно быстро шла впереди нашей пестрой и уже успевшей порядком растянуться толпы и наконец пришла к складу — огромной многоэтажной железобетонной махине, похожей скорее на зрелищное предприятие, чем на хранилище.

— Вот тут будете работать, — бросила Элеонора и ушла. Мы вспомнили вереницу машин у ворот и загорелись желанием немедленно приступить к разгрузке, но не тут-то было. Машин у склада не видно, спросить, что делать, оказалось не у кого, так как бригадирша тоже ушла в помещение вместе с женщинами.

— Кури, ребята! — предложил наш главный художник, располагаясь на поддоне.

Мимо нас шли и шли люди. Много людей. Немало времени утекло, прежде чем поток их прекратился, и примерно столько же еще, прежде чем появилась наша начальница. Возле нее уже вились несколько человек — старшие групп зондировали «насчет справочек». Элеонора не обращала на них ни малейшего внимания, на что они, конечно же, нисколько не обижались — привыкли.

— Будете разгружать вагоны с картошкой, — сказала она. — Ждите, когда подадут.

— А скоро? — спросил художник.

— Не знаю. Сказано — ждать.

— А домой когда? — не удержался мой подчиненный, который недавно женился.

Народ заулыбался, а кладовщица не удостоила его ответом.

— Может, нам пока на капусту? — неуверенно предложил я, зная, что любое безделье разлагает и уничтожает личность вдвое, впятеро быстрее, чем самый тяжелый труд. — Вот там хвост какой…

— Это не ко мне, — ответила хозяйка. — У меня картофель.

Прошло часа полтора, приближалось время обеда, и начались разговоры о том, что и где к этому часу открылось. Вокруг оказалось немало интересных торговых точек, и не успел я моргнуть глазом, как двое моих ребят исчезли. На вопрос к остальным «куда» последовал дружный ответ — «сейчас придут».

Пришли они уже после того, как подали вагоны, разбираться было некогда, да, честно сказать, и не хотелось. И так все ясно.

Картошка оказалась груженной навалом, пополам с землей. Пришла Элеонора, принесла вилы с обломанными рожками, корзины. Подъехала на электрокаре миловидная девушка, все отреагировали и тут же узнали, что зовут ее Нина, она из НИИ, командирована сюда на время завозной кампании. Нина поставила каром контейнер, и нам велели наполнить его доверху исключительно стандартной продукцией — без болячек, срезов и земли. В этом случае, объяснила Элеонора, она сохранится чуть ли не до весны.

Работа закипела. Правда, почему-то все время кто-нибудь из нас оказывался лишним. Приходилось ждать то вилы, то корзину, то возвращения из хранилища кара с пустым контейнером. Вначале мы тщательно осматривали чуть ли не каждый клубень, памятуя о весне, но после того, как Элеонора отругала за медлительность, плюнули на весну и стали сыпать в корзины все подряд. Тем более что кладовщица пообещала отпустить, как только выгрузим вагон. А если не выгрузим ко времени — она не даст справку.

Прибежал Тимофеич, перепуганный. Без бумажки ему назавтра являться на работу никак нельзя — в парткоме спросят, что сделано на базе, и тогда несдобровать. Пришли народные контролеры, заглянули в вагон, спросили, из какого совхоза такой продукт, перекинулись несколькими фразами.

— Они же должны в контейнерах присылать картофель… — заметил один.

— Вот и присылают, — возразил другой, и оба направились в склад проверить, как потом выяснилось, правильность технологии закладки на длительное хранение.

Технология эта не соблюдалась. В акте контролеры отметили, что расстояние между контейнерами меньше положенного, что много картофеля нерастаренного, что температура в хранилище выше допустимой и т. д. Было обнаружено и несколько мешков отборного картофеля в другом складе, что недопустимо.

Прошло два часа с начала работы, как снова вышла заминка — остановился кар.

— Вот так и мучаюсь уже третью неделю, — пожаловалась Нина, стукнув кулачком по сиденью. — Час работаю, три стою.

Я пошел посмотреть, что делается окрест, благо знал эту базу уже несколько лет, работал как «привлеченный» на помощь строителям, когда только-только начиналась реконструкция. И вот теперь она была закончена. Вместо полуподвальных складов возвели капитальные здания, вместо естественной вентиляции в хранилища начали подавать холод, кладовщиков стали называть «мастерами хранения». Словом, перемены должны быть налицо.

Но оказалось, не все в прошлом. Как и прежде, самосвалы сваливали капусту, а инженеры и техники укладывали ее в бурты. Суетился «мастер хранения», следя за правильностью установки вентиляционных коробов, загнивала огромная куча листьев, остающихся после зачистки, множество людей толпилось вокруг бурта. «А ведь была запроектирована, кажется, механизация…» — подумал я, проходя мимо этого вчерашнего дня методов хранения.

Чуть дальше, внутри огромного зала, люди в сапогах, как и прежде, топтали в дошниках капусту, укладывали в бочки семенные огурцы. «Кто их будет покупать?» — подумал я, но спросить было не у кого — все работающие были такие же, как я сам, «привлеченные».

На подъездных путях базы скопилось множество вагонов — с грузом и порожняком. Бегал маневровый тепловозик, разводя их по разным веткам, — которые к дебаркадерам складов, которые — за ворота. У нескольких складов вагоны не открывали — пришли цитрусовые в рефрижераторах, а порядок их приемки совсем другой. Тепловозик посвистывал, бегал взад-вперед, но число вагонов, как мне казалось, не уменьшалось. Вместо выведенных за ворота тут же добавлялись новые.

«Наверное, интересно посмотреть сейчас на Москву сверху», — подумал я, представив, как к воротам каждой из баз 21 плодоовощной конторы стекаются людские моря, а потом ручейками растекаются по хранилищам, складам, буртам, площадкам, путям, воротам, мастерским. Через некоторое время они выходят из ворот, проломов в ограждениях, запасных калиток и даже перелезают через заборы. На их место приходят другие. И так каждый день. И у каждого в табеле стоит полновесная восьмерка, за все заплачено полновесным рублем.

…Народ успел пообедать, пока я ходил, причем было заметно, что не только поесть. Нина пока не появлялась, а время шло. Другой кар доставил нам несколько контейнеров, Элеонора велела наполнить их и позволила после этого уйти.

— Следующая смена разгрузит, — объяснила она и написала Тимофеичу справку, что мы отработали.

— А почему без объема сделанного? — спросил я, так как всегда возмущался таким подходом. Что сделано, то сделано, пусть пишет как есть.

— Тебе больше всех надо? — уставился на меня Тимофеич, и я не стал настаивать. В конце концов он старший, и мне наплевать.

— А не пойти ли нам в баню? — предложил художник. — Жены ничего не узнают, ведь до конца рабочего дня еще два часа…

— И действительно, — согласились многие, и компания заспешила к ближайшей станции метро.