– Доктор был бы рад, если бы я все время лежала и спала, так бы он чувствовал себя спокойнее. Но у меня перед ним нет никаких обязательств, – ответила Креси. – Ко мне возвращаются мои силы.

– Только не надо излишне напрягаться, а то они вновь тебя покинут.

– Не бойся за меня. Мое здоровье меня саму очень волнует. – Она чуть прищурилась. – Ну а как ты и… и наши друзья?

– Я попробовала провести некоторые исследования, – ответила Адриана. – То, что они дают, просто чудесно. Я получаю так много, что все время думаю, какую же с меня за это потребуют плату.

– Будь я на твоем месте, я вела бы себя очень осторожно. Подобно мне, ты должна совершать с ними пока что небольшие прогулки, постепенно привыкать к своему новому состоянию. Но я не чувствую с их стороны никакого обмана. Они присягнули тебе на верность.

– Мне тоже так кажется, – согласилась с ней Адриана.

– Я думаю, они уже доказали свои благие намерения.

– Да? И как? Умоляю, скажи мне.

– Я уже говорила, что им трудно нас убивать напрямую, но возможно. И будь они злобной природы, то мы с тобой уже давно были бы мертвы.

– Но ведь они же не убили нас тогда, когда могли, до того, как мы стали настоящими друзьями.

– Они не трогали тебя до тех пор, пока пользовались тобою для осуществления своих планов. А когда ты их расстроила своим неправильным поведением, то они сразу к тебе переменились. Разве ты этого не почувствовала? Разве Густав не делал совершенно явственных попыток тебя убить?

– Все верно, – согласно кивнула Адриана. – Мне бы хотелось верить, что у моих malakim добрые намерения и что они выполняют волю Бога. И если им можно доверять, то нет предела тем знаниям, которые я могу от них получить. И все же мне хотелось бы знать, какую же выгоду для себя они видят в этом.

– А разве ты этого не понимаешь? Они не видят мира материального, так же как мы не видим мира эфирного. Через тебя они видят наш мир. И получается, что ты помогаешь им в борьбе с их злыми собратьями. И если те нас сейчас обнаружат, они увидят, что мы под надежной защитой. – Креси улыбнулась и тронула руку Адрианы. – Со временем все твои сомнения рассеются, – сказала она. – И, знаешь, ты научилась улыбаться по-настоящему, а не той замороженной, фальшивой улыбкой, которую носила, как наклеенную, в Версале.

– Просто есть чему улыбаться, – призналась Адриана. – Мы сыты, одеты и находимся хоть в относительной, но все же безопасности. Мой сын здоров, и у него появилась возможность жить нормальной жизнью, а мой хороший друг Вероника, похоже, идет на поправку! У тебя хватит сил поужинать с нами?

– С тобой и герцогом? Думаю, нет. Я уже сейчас чувствую себя уставшей. Ты права, мне не стоит переутомляться.

– Я рада, что к тебе вновь вернулся разум, хотя я уверена, что герцог был бы рад твоему обществу.

– Я больше чем уверена, что ты и одна не заставишь его светлость скучать. Он явно положил на тебя глаз.

Адриана кивнула:

– Я знаю.

– Будь осторожна. Он наш покровитель и благодетель, но он так юн и таких благородных кровей, все это делает его склонным к ревности, ярости и к своенравным капризам.

– Как всегда, твои замечания неоценимы, – сказала Адриана, кладя свою руку на руку Креси. – Хотя господин д'Аргенсон тебя опередил, он уже прочитал мне лекцию на этот счет.

Креси скривила губы:

– Разумный человек этот господин д'Аргенсон. К тому же привлекательный мужчина, я слышала о нем много хорошего. Возможно, когда я совсем окрепну…

Адриана легонько хлопнула ее по лбу:

– Голова садовая! Тебе лучше попридержать в узде свои страсти, иначе придется вновь передать тебя на попечение доктору.

Креси болезненно улыбнулась:

– Это одни лишь слова, и не более. Ты не могла бы проводить меня до постели, до моего одинокого ложа…

Очевидно, Адриана выпила слишком много вина, равно как и герцог. Но, будучи довольно пьяным, он все же не утратил своей очаровательной наивности, и не было ничего ужасного в том, что он щедро оказывал такие знаки внимания, которые можно было бы принять за пробное ухаживание. Слегка неровной походкой вернувшись в палатку, Адриана нашла Креси крепко спящей, и даже свет свечи ее не потревожил. Адриана достала формулу, над которой работала, – ту самую, что вернула ей руку, – просмотрела ее и впала в отчаяние. Каждый раз, когда она возвращалась к этой формуле, та казалась ей все более бессмысленной. Там, в Лоррейне, она была уверена, что сумеет восполнить недостающие ее части, совершенно ясно поймет, как была восстановлена ее рука и каково истинное значение формулы. Сейчас, пьяными глазами глядя на страницы, на знаки и символы, так хорошо знакомые и вместе с тем таинственные, ей почему-то показалось, что все это изначально неправильно. Если malakus дал ей руку, то ее видение сотворения руки посредством формулы – чистейший бред. В таком случае все ее умозаключения в корне неверны, они порождены не здравым смыслом, а горячкой мозга. И прежде чем вновь окунуться в плотное облако неосвоенных и неосознанных знаний, сквозь которое продираешься, опираясь на интуицию и логику, необходимо осмыслить открытия сегодняшнего дня. В конце концов, метод Ньютона доказывает, что наблюдение и эксперимент превосходят все самые изощренные теоретизирования. С чего же ей начать рассуждения? Сразу трудно сообразить.

Она вышла из палатки и первые несколько минут наслаждалась прохладным, свежим воздухом и легким ветерком. Затем она подняла руку, заставляя многочисленные глаза открыться и увидеть. И мироздание открылось перед ней, и она начала поиск ангелов. Очень скоро она нашла одного, он был совсем рядом. Раньше, до того как она потеряла свою настоящую руку, она уже видела двух, подобных ему. Один в виде огненного глаза в центре туманного облака, а второй – существо с черными крылами. Они оба были доступны ее обычным человеческим глазам. Но тот, что был виден ей сейчас, никогда не являлся ей в материальной форме. Ее manus oculatus видела его как два конуса или рога, у основания соединенные вместе, а ближе к концам очертания их расплывались.

– О джинн, какова твоя природа? – спросила она.

Вопрос прошел сквозь ее manus oculatus, и пальцы завибрировали, подобно тому, как рождается рябь на гладкой поверхности воды, если в нее окунуть пальцы и пошевелить ими. Казалось, рука ее работает как философская ртуть преобразовывает грубые вибрации плотной материи в тонкие вибрации эфира.

Ответ пришел тем же самым образом, резонанс возник в области между кончиками пальцев и мозгом, зазвучал голос – ее собственный голос. Из него рождался смысл. Существо не имело своих собственных физических органов – легких, языка – для воспроизведения звука, точно так же как Вселенная проявляла себя для нее в понятных ей цифрах и символах, так и эфирная сущность говорила с ней ее собственным голосом. Однако этот «свой» голос звучал сверхъестественно.