– Да-да, конечно, мне тоже надо... скажи только – ты в порядке?

– В порядке.

– Ну и ладушки, – голос Симагина мигом повеселел. – Слава богу. Я встречу тебя после работы, и вместе поедем к тебе, чтобы сразу перетащиться. Ага? Соскучился – жуть. Я закажу такси...

– Нет, – ответила Ася ровно, – не надо меня встречать после работы и заказывать такси. Не траться. Я ушла от тебя, Симагин.

В трубке безлюдно хрустело. Ася сделала движение повесить трубку, но там все-таки раздалось:

– А?

– И хватит. Ты меня предал и звонишь, как ни в чем не бывало. Уверен, что я опять завиляю хвостиком. Еще бы – гений осчастливил! Аська должна с голыми пятками бежать, как верная собачонка, да? Я больше не буду вилять хвостиком.

– Ася, да что случилось?

– Я тебя больше не люблю.

– Ася!!! – отчаянно закричал он.

– Я хочу повесить трубку, – сказала она и, как всегда, сделала, что хотела.

– Ты молодец, – решительно сказала Татка. – С этими сволочами только так и надо.

– Ладно, все. – Ася затрясла головой. – Дай огня. Гадость. Она достала сигарету. Пальцы все-таки дрожали. Попробовала работать. Буквы валились друг на друга. Ася подошла к окну и стала смотреть, как желто-серая Нева тяжко прогибается под ударами ветра.

Она успела выкурить две сигареты и вернуться к работе, когда дверь хлопнула как-то по-особенному. Тревожное чувство оторвало Асю от бумаг. Симагин стоял перед нею – как всегда, встрепанный, нахлестанный ветром. Какой-то недоделанный. Она болезненно сморщилась и опустила голову. Симагин стоял и смотрел. Она что-то писала и чувствовала его взгляд, опущенный ей на темя тяжелой, горячей ладонью. И Таткин взгляд она тоже чувствовала. Татка не встречалась с Симагиным, но могла узнать его по фотографиям, которые Ася приносила хвастаться, – Симагин удачно ее снимал, и изредка попадал в кадр, когда их вдвоем снимал отец Симагина или Антон. Не поднимая глаз, Ася почувствовала, как Татка беззвучно вышла из деканата. Симагин молчал.

– И долго ты собрался стоять? – не отрываясь от дела, спросила Ася.

– Всю жизнь, – не задумываясь, ответил Симагин.

– Три ха-ха.

– Асенька. Что случилось?

– Ничего. – Она устало вздохнула и подняла голову. Телефон молчал. Но мог позвонить в любую секунду. – Я все сказала. Что ты снова меня мучаешь? Нельзя меня беспокоить.

Он медленно опустился в кресло для посетителей. Абитуриент из провинции. Кто его слушает на конгрессах? Не могу представить.

– Ты знаешь, – тихо сказал он, – я всегда знал, что так будет. Ты была... таким подарком... Я всегда чувствовал, что не заслужил, не... – Он замотал головой, с силой провел ладонью по щеке.

– Перестань, – брезгливо одернула его Ася. – Противно. Ты же мужчина, в конце концов. Держи себя в руках.

– Ася! – выкрикнул он. – Так нельзя!

– Мне надо работать, – сказала она.

– Вот как, – выговорил он. – Но ведь... ты говорила – не можешь без меня...

Ася чуть скривилась. Ей было неприятно, унизительно вспоминать об этом. Да, говорила...

– Да, говорила, – согласилась она. – Много чего говорила. Слова – это знак состояния, Симагин. Как сердцебиение, расширение зрачков... пот... С женщиной нельзя договориться, запомни. Когда женщина влюблена, ты будешь слышать от нее то, что хочешь. Но это вовсе не значит, что она так думает. Это значит лишь, что она влюблена. Ты совсем не знаешь женщин, Симагин. Ты детеныш. А мне нужен мужчина.

– Ты меня никогда не любила? – тихо спросил он. Она пожала плечами. Он мучительно всматривался в ее лицо, пытаясь найти хоть след былого, хоть один луч улетевшего в бесконечность света – и не находил.

– А как же... – сказал он. – У нас... Там? – Она сразу поняла и на миг почувствовала чудовищную боль, причиной которой тоже был Симагин, – словно все внутри намоталось на стремительное раскаленное сверло и теперь отрывается, живое от живого... Ей хотелось ударить его изо всех сил.

– Там давно ничего нет.

– Как?! – с ужасом пролепетал он. – За что?!

Телефон молчал.

– А Антон? – спросил Симагин. Голос был серым и безнадежным.

– Антон с бабушкой. У знакомых на даче. Пусть он тебя не заботит, это мой сын. Ты совершенно ничем ему не обязан. Он помедлил.

– Ася моя... Я тебя чем-то обидел? Не представляю... Но так же все равно нельзя.

– Что ты болтаешь? – спросила Ася. – Ты ужасно много болтаешь, Симагин. Я встретила другого человека.

– Ты ни с кем не будешь счастлива, – услышала она издалека. Телефон молчал.

– Нет, ну это просто смешно! – сердито воскликнула она. – Самовлюбленный мальчишка! Неужели ты думаешь, что мог всех заслонить? Уходи, – сказала она легко.

Он послушно поднялся.

– Ася, – сказал он.

– Все-все-все, – ответила она. И, чтобы покончить, добавила: – Ты мне стал физически неприятен.

Он будто даже обрадовался.

– Это пройдет! Оттого тебе и кажется остальное. Все будет хорошо. Ведь было хорошо – правда?

Она нехотя шевельнула плечом.

– Ты глупышка, – сказал он нежно. – Ты даже не понимаешь, что так легко поверила тому... кого встретила... лишь оттого, что нам было хорошо. Ты привыкла верить... Все вернется, Ася. Я буду ждать тебя, ты очнешься. Любимая, родная моя, бесценная... – Он задохнулся. – Настоящее не уходит!

Слушать этот вздор было жалко и стыдно. И ведь я когда-то думала, что люблю его... Ее передернуло. Та жизнь казалась выдуманной. От нее ничего не осталось. Хоть бы Татка пришла. Телефон молчал.

– Настоящее не кончается, Ася! Настоящее...

Что еще он хотел поведать о настоящем, осталось его личным делом. Дверь с грохотом распахнулась, и деканат заполнила гомонящая молодая ватага. Ася облегченно вздохнула. Внимать Симагину было совершенно невыносимо. Будто любовь ей предлагал гниющий труп. Теперь Симагин смотрел издалека, его будто свежим ветром смело в угол, и Ася сразу стала энергичной, раскованной, говорливой. Она испытывала странную легкость, работа спорилась в ее руках, мелькали печати, бланки... Вернулась Татка и стала описывать презабавный инцидент в буфете. Не очень вслушиваясь, Ася от души смеялась. Это был ее мир. Живой, невымудренный. И только телефон молчал.

Симагин ушел минут через пятнадцать.

Она посмотрела в окно, как он бредет по набережной, шатаясь от яростных ударов ветра. Плащ бился на нем, точно хотел улететь. Много курю, подумала Ася, сминая в пальцах сигарету. Может, от этого заживает медленнее. А нужно быть готовой. Может, он уже скоро скажет: хочу. Симагин стоял на набережной, обвалившись на парапет, и все оборачивался – будто ждал, что, как встарь, Ася выскочит из дверей в наспех наброшенном пальто и бросится бегом поперек мостовой. Сияющая. Счастливая. Нет уж, увольте. Хватит унижаться.