— Хороший человек?! — Эдвин уже стоял возле самой двери, но слова Тамиры заставили его вернуться и встать напротив девушки, облокотившись ладонями о стол. — Да ты хоть представляешь себе, что этот «хороший человек» творит в замковой тюрьме?

— Догадываюсь, — отозвалась Тамира. — Наверное, допрашивает заключённых. И что с того? Кто-то это должен делать! На одном миролюбии порядка не построить и страну не защитить.

— Допрашивает?

Эдвин холодно улыбнулся, но только одной стороной лица, и от этого зрелища мороз бежал по коже. Он подошёл ближе, и девушка невольно отпрянула, но он схватил её за руку и заглянул в лицо.

— Хочешь, я расскажу тебе, как «допрашивают» в Замке Надежды? Хочешь знать, что на самом деле творится в святая святых Оплота? Пожалуйста. — Он выпустил её руку, но смотреть продолжал всё так же. — Во — первых, лично мне вопросов почти что не задавали. Так, по мелочам, в самом начале. Их подвалы используют совсем для другого. Там проводят эксперименты.

Не отрывая взгляда, Эдвин сделал шаг вперёд, и Тамира невольно отступила.

— Знаешь, что бывает с человеком, когда его магически заставляют ощутить приступ безотчётного страха? Дикой, ничем не обоснованной паники, от которой никуда невозможно деться — до тех пор, пока магу это не надоест? Я видел человека, который сошёл с ума от такого «допроса». Его и вовсе ни о чём не спрашивали.

Он снова сделал шаг вперёд, подойдя к травнице практически вплотную, не позволяя ей отвести взгляд.

— А ещё они иногда сравнивают, что мучительнее — такие приступы или физические пытки. И вот тогда в ход идут всевозможные инструменты. Но не слишком долго, поскольку они не хотят покалечить заключённых, чтобы их и дальше можно было использовать. А кроме того, они определили, что, испытывая приступ страха, человек начинает двигаться. Кружить по камере, ходить туда — сюда — это хоть как-то облегчает его состояние. И знаешь, что они сделали, когда это поняли? Стали фиксировать людей на скамьях и начинать воздействие лишь после этого. Как раз тогда-то мой сокамерник и лишился рассудка. А теперь угадай, кто конкретно воздействует на разум заключённых?

— Я знаю Брайана чуть ли не с детства, — выпалила Тамира, выворачиваясь и отходя на несколько шагов. — Он не садист.

— А я и не говорил, что он садист, — спокойнее произнёс Эдвин. — Он делает это не ради личного удовольствия. А ради того, чтобы изучить возможности магического воздействия в пределах замка. Ты даже можешь считать, что всё это делается ради государственной безопасности. В известном смысле, пожалуй, так оно и есть.

— Я тебе не верю. — Тамира тоже заговорила спокойно, сдерживая огонь, который бушевал внутри. — На человеческий мозг нельзя воздействовать против желания. Мы все это знаем. Ты просто лжёшь — чтобы оговорить своего политического противника.

Эдвин вновь криво усмехнулся.

— Нельзя, — согласился он. — Вот только они нашли в замке какой-то способ. Со мной сильно не откровенничали, но вроде как там есть источник магической энергии, ион позволяет преодолеть защиту. Они недавно это выяснили, потому теперь и экспериментируют.

— Я хорошо знаю Брайана, — прорычала Тамира. — Его работа, возможно, не подразумевает идеально чистых рук, но на такое бы он не пошёл. Кто ты такой, чтобы оскорблять моих друзей?!

— А тут ты права, — охотно и одновременно зло подтвердил Брайан. — Я никто. И никаких прав не имею. Я просто ухожу.

— Ну и убирайся, раз такой принципиальный! — выкрикнула Тамира.

В этот момент она думала именно то, что говорила. Впрочем, вряд ли её слова имели принципиальное значение. Пациент (впрочем, теперь уже бывший) в любом случае не намеревался задерживаться. Прилив адреналина даже помог его хвори временно отступить, и он почти не шатаясь добрался до двери. Ещё пара секунд — и хлопнула вторая дверь, выводящая наружу.

Тамира осталась стоять на прежнем месте, тяжело дыша и сердито сверкая глазами. Потом взгляд её упал на яблоки, которые она совсем недавно принесла с таким воодушевлением. Девушка подхватила одно и изо всей силы швырнула им об стену. Но, ещё немного постояв, решила, что хватит предаваться дурному настроению. Ушёл — туда ему и дорога. А у неё дел по горло.

Травница стала прибираться, начав всё с того же яблока. Думала, что, работая, успокаивается, но на самом деле лишь сильнее мысленно себя накручивая, придумывая всё новые и новые ответы на выпады Эдвина. Отвлечься на другие темы удавалось, должно быть, секунд на десять — пятнадцать от силы.

Постепенно совершенную картину праведного возмущения начал портить червячок сомнения. Дело было даже не в Брайане, дело было в Эдвине. Он же её пациент. Он же болен. Далеко он уйдёт в своём нынешнем состоянии? А скоро стемнеет. В лесу холодно станет…

Да что она, в самом деле, как добрая мамочка?! Ну, станет холодно, помёрзнет немножко. Для его кипящих мозгов даже полезно. И вообще, это не она его выгнала, он сам ушёл. Что? Сказала «убирайся»? Да подумаешь! Он всё равно намеревался уйти. Так что на этом её ответственность закончилась.

А там не только холодно, там ещё и волки. А у него скоро температура поднимется, она всегда поднимается к вечеру. И надо было его в прошлый раз спасать, чтобы сейчас на верную смерть выкинуть? Да пусть бы и не выкинуть, пусть просто выпустить! Ну да, наговорил он всяких гадостей, и что? На костёр его теперь за это? И потом, его, скорее всего, действительно пытали. Иначе его состояния не объяснить. И эти ночные кошмары… А судя по тому, что следов на теле мало, он, видимо, правду сказал: пытали ментально. А Брайан — не Брайан… Мало ли, может Брайан просто мимо проходил, а Эдвин запомнил. Мало ли что в голове может спутаться, после такого-то. А она его сразу во лжи обвинила. Он, правда, тоже хорош. Но кто-то же должен быть умнее?

Ещё минут двадцать Тамира провела в подобных внутренних метаниях. А потом быстро собрала сумку с самым необходимым, сунула ноги в башмаке (старые — престарые, зато крепкие и удобные), набросила на плечи плащ и вышла из дома.

Снаружи было прохладно. Не мороз, конечно (в Оплоте морозов вообще не бывало), но свежо. Дорога от дома уводила только одна, а Тамира сильно сомневалась, что Эдвин стал бы ломиться сквозь кустарники. Так что она пошла по этой единственной тропе. Дальше помогло её знание леса и умение распознавать следы, даже в сгущающихся сумерках. Иначе после первой же развилки она бы не знала, что делать. А так нашла его достаточно легко, примерно через полчаса пути.

Эдвин сидел, привалившись спиной к сосновому стволу и тяжело, неровно дыша. Медленно поднял голову и встретился с Тамирой взглядом, полным ненависти к собственной беспомощности.

— Прямо здесь будешь ночевать? — повышенно бодрым голосом поинтересовалась травница.

— А разве тебе есть разница? — пробормотал он, впрочем, без былого запала, скорее по инерции.

— Никакой, — заверила Тамира. — Место даже хорошее. Воздух свежий. Давай, поднимайся.