— …вправду сделаете? Не смешите меня… не способны…

— …плохо меня знаете… мало того, что подчинился, работал на вас не за страх, а за совесть… ненавижу.

— …жалкий человечишка… вертим им, как хотим… думала, вы от него без ума… выбросил вас из головы… плевать хотел, что вас сюда упрятали…»

(Тут фразы стали совсем неразборчивыми из-за помех и шумов, но чуть дальше диалог возобновился.)

«— …мечтала отомстить в минуты отчаяния… я уничтожила все доказательства его плагиата… (рыдания) все… не знает… правы… всего лишен… жаль его… предает инстинктивно, не по подлости, а от страха… (всхлипывания) люблю его еще сильней… помните, вы цитировали греческого философа: нет злых людей, они просто не ведают, что творят… не могу без него… снова жить с ним… единственной местью будет прощение…»

Я сразу поняла, кто эти собеседницы. Наверно, я побледнела как смерть, и мне пришлось лечь, чтобы не потерять сознание. Аида видела, что со мной неладно. Я отговорилась: мол, голова болит, съела что-то не то. Потом я еще несколько раз прослушала кассету. И выбросила ее. Аиде о поездке в «Сухоцвет» и о рассказе Бенжамена я ни словом не обмолвилась.

Теперь я работаю в психиатрической клинике и консультирую в частном кабинете. Психические расстройства больше не пугают меня, как прежде. Нехорошо, конечно, но я теперь даже нахожу удовольствие в том, что мои пациенты не выздоравливают: пусть себе пребывают в неврозах, оно и лучше. Мне нравится быть им необходимой. Бывает, когда они изливают мне свои пустячные горести, я засыпаю под их бормотание. Перед каждым приемом непременно выкраиваю минутку, чтобы послушать Моцарта, Баха или Шуберта: музыка для меня по-прежнему целительный бальзам от всех, невзгод. В общем, я ничуть не хуже других, Аида учит арабский, в память о матери. Я тоже засела за учебники, но она способнее меня. Она зовет меня «мамочка-лукум». Несколько раз я ездила в Марокко, виделась с отцом. Мужчины меня пока не колышут: я излечилась, перенесла свою любовь на Аиду, этого мне хватает. И хочется чего-то более высокого, чем героические подвиги в постели.

Но все это время я жду: вот однажды войдет ко мне пожилая женщина и скажет тонким девичьим голоском:

— Только не подумайте, что я сумасшедшая; я выгляжу лет на шестьдесят, правда? А на самом деле мне двадцать пять. Мне нечем это доказать. Умоляю вас, просто выслушайте мою историю и не прогоняйте меня, пока я не закончу.

Да, я точно знаю: однажды кто-то постучится ко мне в кабинет и подтвердит те жуткие откровения.

Скорее всего, это будет Элен.

Я терпеливо жду ее, и я скажу, что верю ей и готова помочь.

Знаю я и то, что они, осквернители, затаились где-то и продолжают скрытно творить свои варварские дела.

Я часто заглядываю в отделение «Скорой помощи» Отель-Дье. Так, на всякий случай: вдруг встречу Бенжамена. У меня остались его маска, дырявая шапочка и план — чернила на нем понемногу выцветают. Я не сомневаюсь, что мой пациент мог бы еще многое мне сказать.