Однако оно даже не рассматривалось, потому как фактически это была бы смена одного Наполеона на другого — Карл-Юхан, несмотря на свой громкий титул, не имел в своих жилах ни капли монаршей крови. Как и сам Бонапарт… А потому, что вполне возможно, Бернадот, после здравых размышлений, решил не тянуться за французским «журавлём», довольствуясь шведской «синицей», и не привлекать излишнего внимания к своей монаршей особе, на которую кое-кто из «легитимных» европейских государей и без того посматривал довольно косо.

Кажется, вопрос о присоединении Норвегии к Швеции был решён, но тут выяснилось, что норвежцы не только не горят желанием идти «под руку» шведского короля, не признают Кильский договор, но и требуют независимости.

Пока монархи-победители в Париже праздновали свой триумф и решали судьбу французского престола, 10 апреля 1814 года[126] в норвежском Эйдсвольде открылось Учредительное собрание, провозгласившее независимость Норвегии, после чего депутаты начали работу над конституцией новорождённого государства. Эта конституция, превзошедшая по своему демократизму все существовавшие тогда в Европе основные законы, была принята 17 мая того же года. Норвежским королём был провозглашён принц Кристиан-Фредерик, двоюродный брат датского короля (впоследствии — король Дании Кристиан VIII).

«За что боролись?!» — воскликнул бывший маршал Бернадот и самолично повёл войска на территорию мятежной Норвегии. Но это будет несколько позже… При первом известии о происходящем Карл-Юхан обратился к России и Англии, также немало ему обещавшей, чтобы склонить на сторону антинаполеоновской коалиции, за конкретной помощью в решении, так сказать, щекотливого вопроса.

«У меня нет ни малейшего желания воевать с Данией, — сказал Орлову Александр I. — А всё же мы обязались поддержать союзника, да и со Швецией нам лучше дружить. Попробуем решить всё дипломатическим путём. Твои опытность и предприимчивость мне известны. Отправляйся в Копенгаген, изучи обстановку, проводи переговоры, при необходимости действуй от моего имени — и добейся, чтоб справедливость восторжествовала, и Кильский трактат был соблюдён!»

29 апреля, наскоро простившись с друзьями, Михаил отправился в дорогу как личный представитель российского императора, облечённый высочайшим доверием. Звезда 26-летнего генерала восходила стремительно.

* * *

Дания, Швеция, Норвегия — тихие европейские провинции. Кажется, что здесь, в Копенгагене, Стокгольме и Христиании[127], время остановилось где-то в Средних веках. Старинные дома с высокими крышами из красной черепицы, с глухими ставнями на окнах. Зелёные медные шпили лютеранских церквей. Аккуратные палисадники, засаженные цветами, чисто выметенные мостовые узких улочек. Сдержанные, неторопливые горожане.

Война, прокатившаяся по Европе от Португалии до России, обошла Скандинавию стороной, не оставив здесь своих разрушительных следов. Орлову, отвыкшему от подобных мирных картин, это казалось удивительным. Но времени, чтобы получше вглядеться в чужую жизнь, у него не было. Прибыв в Копенгаген 9 мая, русский уполномоченный не раз спешна переезжал из столицы в столицу, встречался с монархами и министрами, изучал документы и протоколы дипломатических переговоров, совещался с представителями Англии и Пруссии, также прибывшими для разрешения конфликта. Так получилось, что Михаил занял между союзными уполномоченными главенствующую роль, завоевав их уважение и доверие острым умом и воистину дипломатическим тактом.

Скрупулёзно и добросовестно вникая в происходящее, Орлов вскоре понял, что отнюдь не происки Дании, как это утверждал бывший маршал Бернадот, побудили норвежцев категорически выступить против шведских притязаний, но такова была воля народа, по крайней мере — подавляющего его большинства. Даже если бы Копенгаген официально уступил Стокгольму права на владения Норвегией, конфликт всё равно бы не угас. Сообщив об этом государю срочной депешей, генерал поспешил в Христианию, на встречу с норвежским королём.

— Зачем нашему народу новое владычество? — рассуждал Кристиан-Фредерик с печалью в голосе. — Долго находясь в этой стране, я искренне полюбил её и сроднился с её народом. Мне здесь верят, поэтому норвежцы и избрали меня своим королём.

Ранее Кристиан-Фредерик был генерал-губернатором Норвегии.

— В XIII веке Норвегией завладела Исландия, хотя и ненадолго, — продолжал король. — Потом началось датское господство. Теперь нам угрожает Швеция. Маршал Бернадот столь же ненасытен, как и его бывший хозяин.

— Карл-Юхан уверил моего государя, что норвежский народ мечтает воссоединиться со Швецией.

— И при этом, наверное, он утверждал, что тому есть всего одна помеха — это я? Бернадот говорил именно так?

— Да, ваше величество!

— Что ж, я согласен сложить с себя королевский титул. Но произойдёт это лишь тогда, когда этого потребует мой народ. Пусть созывают стортинг[128] — там я возвращу народу корону… Однако народ этого не требует, хотя вражеские войска уже топчут норвежскую землю.

Действительно, Карл-Юхан, не дожидаясь дипломатического разрешения проблемы, решил занимать норвежскую территорию своими войсками, благо Норвегия не имела большой армии и защитить себя не могла. Шведский наследный принц, разумеется, понимал, что данный ввод войск никоим образом не должен напоминать оккупацию и вызвать возмущение норвежцев… Так, некоторое напоминание — не больше! Однако оно не оказало желаемого результата: норвежцы не желали подчиняться силе своего соседа.

— Знакомы ли вы с нашей конституцией? — продолжал король.

— Да, я читал её очень внимательно, и мне кажется, что такой основной закон составил бы честь любому государству. Уже то, что ваше величество может «принимать и отменять указы касательно торговли, налогов, ремёсел, промышленности и полиции, лишь бы они не противоречили конституции и законам, принятым стортингом», — вызывает зависть к вашим подданным. Хотя, судя по заверениям нашего государя, и в России скоро многое переменится…

— Да, генерал, вы понимаете, чего желает наш народ! Так будет ли это справедливо, если, вопреки его чаяниям, Норвегия обратится в шведскую провинцию?

Разговор был долгим… Король Кристиан-Фредерик сказал Михаилу, что наименьшим злом в создавшейся ситуации может стать уния, при которой Норвегия, объединяясь со Швецией, сохранит свои законы и государственные учреждения. В противном случае норвежцы будут видеть в шведах захватчиков и угнетателей. Король не только высказал эту идею, но и попросил генерал-майора Орлова составить проект этой унии — разумеется, от имени великой России.

— Бернадот не сможет оставить без внимания прожект, представленный победителями Наполеона, — сказал Кристиан-Фредерик. — Ведь все предлагаемые нами документы он отвергает, не читая!