Во-первых, эта идея о нематериальности Бога… Разумеется, Бог не материален! Но тогда у него нет никакой власти над реальным миром. Нет, невозможно! А если Бог имеет власть Над реальным миром, значит, он не сильнее Демона. Но сама эта мысль была невыносимой. Нельзя ставить рядом Всемогущего Господа и Зло!

Но особенно досадной и вместе с тем навязчивой была мысль о Великом Всемирном Духе, сформулированная Досифаем. Дух, движимый любовью, который при наступлении конца света простит даже вероломного наместника… Иными словами, люди будут игрушкой в руках этих двух противоположных сил до скончания веков! Но тогда, разумеется, нет никаких причин думать, что Господь не сможет простить Демона, который впал в искушение, словно какой-нибудь ничтожный земной воришка.

«Но что это за искушение?» – мучительно думал Иисус, лежа на соломе в хлеву, куда пустил его на ночлег богатый земледелец, живший недалеко от Ефрема.

Какое искушение? Как искушение могло существовать до появления Демона? Что за смехотворная идея! В противном случае следовало предположить, что Демон не устоял перед Злом, которое вечно предшествовало ему и не могло исходить ни от кого другого, кроме как от самого Всемогущего Господа. Нелепость, коварная ловушка, измышление греков! Иисус встал и открыл дверь, чтобы вдохнуть холодный ночной воздух. Итак, Демона нет. Иисус чуть было не взвыл, он с трудом подавил в себе крик яростного протеста. Кто-то пел в ночи нежную и грустную песню. Наверное, разочарованный влюбленный.

– Демона нет, – пробормотал Иисус. – Или Демон такой же древний, как и всемогущий Бог.

Они братья. Они разделили между собой мир. Все так просто! Демон бывает и добрым и злым – как человек. Но прощения нет. Богу не за что прощать Демона, равно как Демону – Бога, а Луне – Солнце.

«Я умираю, – подумал Иисус. – Я умер…»

Действительно, умирало все его прошлое. Он во второй раз хоронил Иосифа. И свое детство, и свою юность иудея.

Он вдруг понял, что хочет, чтобы чьи-то сильные руки обняли его и прижали к себе. Иисус лег. Измученный и опечаленный, он наконец заснул.

Утром Иисус стал помогать крестьянам, убиравшим хлеб, и удивился собственной энергии.

– Оставайся с нами, – предложил один из крестьян. – У нас красивые девушки и сочные апельсины.

Вместо ответа Иисус улыбнулся. Крестьяне решили, что имеют дело со слабоумным.

Иисус обедал вместе с крестьянами, когда вдруг его осенила идея. Если Богу не за что прощать Демона, значит, не будет Судного дня и, тем более, конца света. Он даже перестал жевать. Но куда приведут все эти мысли? Иисус посмотрел на чашу с сыром и нехотя стал есть.

– Сын мой, ты не можешь жить как бродяга, – сказал пожилой крестьянин, давно наблюдавший за Иисусом. – Ты молод и силен. Тебе надо обзавестись хозяйством. Тебе недостает огня, и это гложет тебя.

Недостает огня! Рука на щеке, голая нога на его ноге, чтобы преодолеть дороги сна! Он об этом когда-то мечтал! Но не теперь. Иисус посмотрел на свои ладони, изрезанные колючими колосьями. Они зарубцуются гораздо раньше, чем его сердце.

Вот уж третью ночь подряд он почти не спал. Кому молиться? Как удостовериться, что молитва будет услышана Богом, а не Демоном? Мысли Иисуса упрямо возвращались еще к одному суждению Досифая: нравственный закон является законом человеческим. Великий Дух не заботится о нем и позволяет каждому человеческому существу самому устанавливать заповеди и запреты. Значит, у Моисея было видение. Или он был обыкновенным комедиантом, одним из тех бесстыдников, которые выступали в римских театрах Декаполиса. Если бы Иосиф узнал мысли Иисуса! Моисей отправился на гору, чтобы записать заповеди на каменных скрижалях, а потом совершенно искренне утверждал, будто их продиктовал ему Бог. Конечно, можно было бы принять эту безумную гипотезу, поскольку нравственных законов существует столько же, сколько и народов. Нравственные законы римлян не имели ничего общего с нравственными законами египтян и уж тем более иудеев. Но нравственные законы иудеев…

Иудеи! Только у них одних не было бога Зла, такого как Сет у египтян или Марс у римлян, не говоря уже о других распутных и безумных богах. У римлян и египтян были земные нравственные законы и беспринципные боги. А у иудеев были Бог и установленные им законы. Все остальное не имело значения.

– Если Досифай прав и бога Добра не существует, если Бог одновременно воплощает в себе Добро и Зло, значит, надо сделать так, чтобы та Его часть, которая является Добром, проявилась, – бормотал Иисус.

Он вышел из хлева. Ночь звенела от стрекота саранчи и благоухала фиалками. Где-то далеко, там, где пел влюбленный, завыл шакал. Мир был более торжественным, чем Храм Иерусалима. Он разрывался от напряжения, словно живот женщины, готовящейся к родам. Что-то должно было появиться на свет.

Если Бога не существует, надо его создать.

Иисус сделал несколько шагов. Испуганная лисица бросилась наутек.

Необходимо отделить Добро от Зла, фиалку от пустулы, убийцу от новорожденного, мошенника от невиновного.

Иисусом овладела страсть. Он забылся, упал на колени, затем на спину. Он пристально смотрел вверх, не моргая. Щеки впали и побледнели. На рассвете он пришел в сознание и издал отрывистый крик. Он чувствовал себя опустошенным, но все-таки сумел встать на ноги. У него были смутные видения, но когда он доставал воду из колодца, чтобы умыться, он уже забыл, что ему привиделось. Надо было отправляться в путь, идти в Кумран.

Иисус медленно шел по долине реки Фариа. Что с ним произошло ночью?

– Моя душа покинула меня, – думал он.

Он помнил, что бродил в ночи, но это было невозможно, поскольку он проснулся перед дверью хлева. И тем не менее…

Он в страхе остановился. Перед его внутренним взором возникла картинка: дома, которые он видел сверху! Сверху! Как он мог видеть дома сверху? Он сел, чтобы поразмыслить над этим, но никак не мог найти объяснение. Но почему он вдруг подумал, что душа покинула его? А если это так, где она была?

Когда наступили сумерки, Иисус окончательно лишился сил. Его мучили голод и жажда. Внизу воды Иордана излучали красноватый свет. Иисус разделся, положил посох на одежду и с наслаждением погрузился в холодную воду. Вода разгоняла его кровь, но еще сильнее разжигала чувство голода. Он выбрался на берег. Увидев незнакомца, сидевшего на корточках около его одежды, Иисус моментально забыл о голоде. Вор? Да, конечно, ему говорили, что на этой дороге полно самых разных опасностей. Ему не раз доводилось слышать истории о путешественниках, ограбленных, а затем убитых разбойниками. Иисус медленно подошел поближе и сразу же заметил, что его одежда разбросана. Угрюмый человек со смуглым лицом с любопытством наблюдал за Иисусом, подбрасывая вверх две серебряные монеты. Иисус понял, что это его деньги, все, что осталось от той суммы, которую он взял с собой, покидая Капернаум. Не сводя с незнакомца глаз – как проворно тот сумел обыскать его одежду! – Иисус взял одежду и, отойдя на некоторое расстояние, оделся. Обув сандалии и взяв в руки посох, он спросил у незнакомца: