Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он открыл дверь и поздоровался, протянув ей руку:
— Добрый день, синьора.
Синьора Митри некоторое время изучала его, деловито, с бесстрастным выражением лица. Она не стала подниматься со стула, но руку пожала — не сказать, чтобы слабо и мягко.
Брунетти сел напротив нее:
— Вы пришли повидаться с братом, синьора?
У нее были детские глаза, в них изобразилось смятение, которое Брунетти счел искренним. Она открыла рот, нервно облизала губы.
— Я хотела спросить его… — начала она, но не смогла закончить фразы.
— О чем, синьора? — поторопил ее Брунетти.
— Я не знаю, стоит ли говорить об этом полицейскому.
— Почему бы нет? — Комиссар немного наклонился к ней.
— Потому что… — произнесла она и замолчала. А потом сказала, словно уже объяснила ему что-то, а он понял: — Мне нужно знать.
— Что вы хотите знать, синьора? — спросил Брунетти.
Она плотно сжала губы и на глазах Брунетти превратилась в беззубую старуху.
— Мне нужно знать, не он ли это сделал, — наконец выдавила из себя она. И, просчитав в голове все возможные варианты, закончила: — Или заказал.
— Вы говорите о смерти мужа, синьора?
Она кивнула.
Брунетти снова спросил, для микрофонов и камер, на которые записывалось происходящее в комнате:
— Вы считаете, он может быть повинен в смерти вашего мужа?
— Я не… — начала она, однако передумала и прошептала так тихо, что пленка, по всей видимости, ничего не зафиксировала: — Да.
— Почему вы думаете, что он к этому причастен? — поинтересовался Брунетти.
Она неуклюже заерзала на стуле и сделала движение, которое он вот уже не один десяток лет наблюдал у разных женщин: привстала и одернула юбку, расправляя складки. Потом снова села, плотно сомкнув колени и лодыжки.
У Брунетти возникло ощущение, будто она надеется, что этот жест сойдет вместо ответа, поэтому он повторил:
— Почему вы считаете, что он к этому причастен, синьора?
— Они ругались, — чуть слышно выдавила она из себя.
— По какому поводу?
— Из-за бизнеса.
— Вы не могли бы рассказать поподробнее, синьора? Какого бизнеса?
Она несколько раз покачала головой, настойчиво давая ему понять, что ничего конкретно не знает, и наконец заявила:
— Муж никогда не посвящал меня в свои дела. Он говорил, что мне незачем быть в курсе.
Брунетти снова подумал о том, сколько раз слышал подобные фразы, сколько раз их произносили, пытаясь отвести от себя подозрения. Но этой полной женщине он верил, находя вполне вероятным, что муж не счел нужным делиться с ней подробностями своей профессиональной жизни. Он вспомнил человека, с которым встречался в кабинете Патты, ухоженного, элегантного, можно даже сказать, изысканного. Какую странную пару составляла с ним синьора Митри — маленькая, с крашеными волосами, в туго сидящем на пухлом теле костюме! Он взглянул вниз, на туфли-лодочки с устойчивыми каблуками. На косточке большого пальца левой ноги шишка с половину яйца растянула кожу туфли. Какое все-таки таинственное явление — брак!
— Когда они ругались, синьора?
— Все время. Особенно в последний месяц. Думаю, что-то разозлило Паоло. Они никогда не ладили, но из-за семейных отношений и из-за бизнеса кое-как притерпелись друг к другу.
— В последний месяц произошло что-нибудь особенное? — спросил Брунетти.
— Полагаю, они поссорились, — ответила она так тихо, что комиссар пожалел тех, кто будет потом прослушивать пленку.
— Ваш муж и ваш брат?
— Да. — Она несколько раз кивнула в подтверждение своих слов.
— Почему вы так думаете, синьора?
— Они с Паоло встречались у нас в квартире. Вечером, за два дня до того, как это случилось.
— Что случилось, синьора?
— До того, как моего мужа… убили.
— Ясно. А почему вам кажется, что они поссорились? Вы слышали их перепалку?
— Нет-нет, — поспешно ответила она, поднимая на него глаза, словно ее удивило предположение, что в доме Митри могли разговаривать на повышенных тонах. — Я сделала такой вывод из того, как Паоло вел себя, когда поднялся на второй этаж после их беседы.
— Он что-нибудь сказал?
— Только то, что он некомпетентен.
— Ваш брат?
— Да.
— Он говорил еще что-нибудь?
— Что Сандро погубит фабрику, погубит весь бизнес.
— Вы знаете, о какой фабрике шла речь, синьора?
— Полагаю, о той, что расположена здесь, в Кастельфранко.
— А почему ваш муж интересовался ею?
— В нее вложены деньги.
— Его деньги?
Она покачала головой:
— Нет.
— А чьи?
Она помолчала, думая, как лучше ответить.
— Это были мои деньги, — ответила она наконец. — Выйдя замуж, я принесла в семью много денег. Но, видите ли, они остались записанными на мое имя. Такова была воля нашего отца, — добавила она и взмахнула правой рукой. — Паоло всегда помогал мне решать, как ими распорядиться. А когда Сандро высказал намерение купить фабрику, они оба сочли, что мне следует в нее вложиться. Это было год назад. Может, два. — Она увидела, как Брунетти реагирует на эту расплывчатую информацию, и осеклась. — Простите, но я мало внимания уделяю таким вещам. Паоло попросил меня подписать бумаги, а служащий банка объяснил, что именно происходит. Но, признаться, я так и не поняла, для чего именно предназначались деньги. — Она замолчала и отряхнула юбку. — На какие-то нужды фабрики Сандро, но, так как деньги принадлежали мне, Паоло считал, что он совладелец.
— Вы знаете, сколько вложили в нее, синьора?
Она посмотрела на комиссара, словно школьница, готовая расплакаться, оттого что не помнит столицу Канады, и он поспешил сказать:
— Вам необязательно называть точную сумму. — Он понимал: рано или поздно полицейским это станет известно.
— Кажется, три или четыре миллиона лир, — ответила она.
— Ясно. Спасибо, — поблагодарил комиссар. — Ваш муж сказал что-нибудь еще в тот вечер, после разговора с вашим братом?
— Ну, — произнесла она и сделала паузу, силясь вспомнить. — Он сказал, что фабрика терпит убытки. Судя по тому, как он возмущался, Паоло вложил в нее и свои деньги тоже.
— Помимо ваших?
— Да. Причем неофициально. Думаю, Паоло хотел добиться большего контроля над ходом дел.
— Ваш муж посвятил вас в свои дальнейшие планы?