Народ еще не решался войти на ристалище. Но гудел все громче, все возмущенней. И гул этот раззадоривал тевтонских рыцарей, жаждавших возмездия.

— Ти-хо! — громоподобный рык разнесся над ристалищем.

Вильгельм Моденский поднялся со своего места и воздел обе руки к небу, требуя внимания. Люди замерли, вопли смолкли. Только стоны раненых слышались в наступившей тишине. Все правильно: посланник Святого Рима должен сказать решающее слово.

И епископ сказал.

— У германского братства Святой Марии, идущего в бой под знаменем со святым крестом и с молитвой на устах, особая миссия. Орден обороняет восточные границы христианского мира и несет свет истинной веры в заблудшие души. А потому Господь милостивый и Дева Мария не обделяют своим вниманием тевтонских братьев. Именно с их благословения сегодня решилась судьба ордена так, как она решилась. Два рыцаря бились в честном поединке…

В честном?! Бурцев лишь прицокнул языком.

— … бились за право возглавить Христово воинство. Герман фон Балке призывал отказаться от угодного Богу похода на восток и желал примириться с нашими злейшими врагами — последователями византийской ереси. Дитрих фон Грюнинген же, наоборот, готов вести воинов Христа на Русь. Грешный делами и помыслами сегодня пал. Достойный одержал победу. Суд Господний оружием указал нам правого в этом споре. И горе тому, кто осмелится поднять руку на победителя, избранного дланью Всевышнего.

— Но фон Грюнингену помогал сам дьявол! — выкрикнул кульмский священник. — Все видели это! Он до сих пор держит в руках самострел, извергающий пламень адовой бездны!

— В суде Божьем невозможно воспользоваться помощью дьявола, — грозно пророкотал легат. — Господь никогда не допустил бы этого. А потому я, посланник Святого Рима, епископ Моденский Вильгельм, свидетельствую: благородному Дитриху фон Грюнингену оружие для поединка вручили ангелы небесного воинства. И я от имени Папы отныне и навеки благословляю это оружие!

Толпа вновь зашумела, загудела. Теперь уже не возмущенно — изумленно. Бурцев тоже был в шоке. Ничего ж себе заявочки! Ангелы, значит?! Хм, знавал он одного такого ангелочка. В эсэсовской форме. Собственноручно зарубил его в подвале замка Взгужевежи. И ни перьев, ни пуха при этом не заметил.

Стоны несчастных, случайно попавших под пули, наконец привлекли всеобщее внимание. Да, кстати, а эти-то бедолаги чем провинились перед «ангельским» оружием?

Папский легат словно прочитал мысли Бурцева.

— Господь соизволил покарать не только фон Балке, но и других грешников, — короткий кивок в сторону раненых и убитых зрителей. — Это чудо явлено для укрепления истинной веры в ваших сердцах и устрашения ее врагов. Есть ли еще несогласные с Божьей волей?

Несогласные были. Прусские рыцари из охраны фон Балке, сгрудившиеся вокруг своего брата-каноника. Уступать они явно не собирались.

— Требуем личного разбирательства его святейшества! — крикнул пожилой священнослужитель. — Без разрешения Папы нельзя благословлять неведомое оружие, плюющееся адским пламенем. Его следует отправить в Рим, чтобы там…

— Я здесь представляю волю Папы и Святого Рима. И я решаю, что следует делать, а чего делать не следует. Ваше же неумение отличить небесный огонь от адского пламени, брат мой, вкупе с непокорностью, явленной посланнику его святейшества, наводит на определенные размышления.

Тевтонский каноник поднял седую бородку. Его прищуренные глаза смотрели на папского легата с ненавистью.

— Ваши слова и поступки тоже заставляют нас усомниться, тот ли вы человек, за кого себя выдаете. Благородный Вольфганг фон Барнхельм говорил вчера о некоем обозе, разгромленном в лесу разбойниками. Молодой рейнский рыцарь даже предъявил нам епископский жезл, найденный там. Так, может быть, истинного посла Рима тоже нужно искать в том обозе? Думаю, нам всем стоит еще раз выслушать Вольфганга.

Епископ, вспыхнув, повернулся к ливонскому ландмейстеру:

— Благородный Дитрих, прикажите своим людям задержать этих смутьянов. Они хотели разбирательства, и разбирательство будет. Разбирательство над ними. Выполняйте волю Господа, гроссмейстер.

— Что?! Гроссмейстер?! — Рыцари Германа фон Балке негодовали. — Верховного магистра братства Святой Марии еще должен избрать Орденский совет!

— В этом нет необходимости, — улыбнулся Вильгельм. — Угодного Господу магистра нам указало уже Божье провидение.

Кульмский каноник в гневе тряс бородой:

— Никому не позволено менять процедуру избрания гроссмейстера, одобренную самим Папой. Или, быть может, у вас имеется булла из Рима, дающая такое право? Тогда покажите ее нам. А если нет, то позвольте магистрам, ландмейстерам, маршалам и комтурам самим вершить судьбу своего ордена.

Папский легат глянул на ристалище:

— Дитрих, этот зарвавшийся еретик должен немедленно замолчать. Если ты все еще рассчитываешь на мою помощь, заставь его сделать это.

Бледный как мертвец фон Грюнинген поднял «шмайсер». От короткой автоматной очереди снова вздрогнули люди и кони.

Кульмский священник пошатнулся. На белом плаще и черной рясе проступили темные разводы.

— Дьявол, — выхаркнул кровью умирающий каноник.

И пал на руки собратьев по ордену.

В этот раз ненависть прусских рыцарей была сильнее страха.

— Измена! — обнаженные тевтонские мечи взметнулись в воздух. — С нами Бог!

На призывный клич сторонников мертвого фон Балке откликнулось немало кульмских рыцарей. Ливонцы же тесной кучкой сгрудились вокруг своего предводителя. Остальные братья и полубратья ордена медлили в нерешительности. Приезжие рыцари-гости выглядели совсем уж растерянными. Не зная, чью сторону принять, они отступили от ристалищной ограды. Напуганная чернь откатилась тоже. Знатные дамы почувствовали, что турнирные игры закончились и теперь с визгом и давкой спешили покинуть трибуны. Ристалище грозило превратиться в поле боя.

Ливонцев в этом противостоянии оказалось значительно меньше прусских рыцарей. Правда, Дитрих все еще размахивал «шмайсером». Но сколько у него там осталось патронов? Вряд ли больше десятка. А стрелок он никудышный. И повторная стрельба никого уже не застанет врасплох. Страшно будет, конечно, но если противник преодолеет этот страх, фон Грюнингену — крышка. Один-единственный ствол, будь он хоть ангельского, хоть дьявольского происхождения, не остановит бьющихся за власть.

Рыцари сходились. Точнее, тевтоны перли на ливонцев молчаливой злобной массой. Строить привычную «свинью» в пешем строю, да на ристалищной площадке, не имело смысла. Кульмские крестоносцы просто спрыгивали с трибун, подныривали под ограждения и шли по утоптанному грязному снегу. Намечался самый зрелищный турнир этих дней. Пеший, групповой, на боевых мечах, без правил и жалости. Кровавая рубка на уничтожение.