действительно проводил там все время с утра до ночи, либо мне просто повезло, но я застал его в фойе, где он снова спорил с мером Олорой. Когда он меня заметил, на его лице отразилось облегчение, и он повернулся спиной к раздраженному певцу.

– Отала Келехар! – воскликнул он и поспешил мне навстречу. Приблизившись, он едва слышно прошептал: – Пожалуйста, скажите, что я вам нужен. Придумайте что-нибудь.

Я чуть не рассмеялся и сказал:

– Надеюсь, у вас найдется время для того, чтобы вместе со мной обойти несколько ломбардов; возможно, нам удастся найти что-нибудь из украшений мин Шелсин.

– Разумеется! – радостно воскликнул Пел-Тенхиор, и на его лице отразилось неподдельное счастье. – Сегодня у нас только примерки и зубрежка, Торамис справится с этим не хуже меня. Одну минуту!

Он бросился к дверям зрительного зала, и мер Олора, кинув на меня недовольный взгляд, пошел следом.

Я ждал, мысленно поздравляя себя с тем, что избавлен от общества мера Олоры, и через несколько минут Пел-Тенхиор вернулся, надевая пальто.

– Вам действительно понадобилась моя помощь или вы просто меня пожалели?

– Нет, я сказал правду, – ответил я.

– Превосходно, – засмеялся Пел-Тенхиор. – Тогда займемся расследованием.

Довольно скоро я понял, что поступил мудро, пригласив Пел-Тенхиора, потому что его знали во всех ломбардах Кемчеларны, причем хозяева неплохо относились к нему. Никто не возражал и не ворчал по поводу осмотра заложенных вещей, невзирая на то, что мы не собирались их выкупать.

Все ювелирные изделия были дорогими, но их качество было очень разным. Например, нам показали вульгарное кольцо с огромным бриллиантом и гравировкой «Моей Арвене’ан от ее Милпарниса» на внутренней стороне. Но попадались и изящные вещицы, вроде изумрудного колье тонкой работы. Пел-Тенхиор записывал цены на форзаце книги, случайно оказавшейся у него в кармане. Когда мы добрались до конца Улицы Ростовщиков Кемчеларны, он сказал:

– На что же она потратила все эти деньги? Арвене’ан заложила драгоценностей на сумму, равную ее годовому жалованью, – а может быть, и больше. Не уверен, что она получила за все вещи суммы, равные их действительной стоимости. Мы знаем, что она не тратила их ни на одежду, ни на жилье.

Я обдумывал несколько версий, но верной, скорее всего, была самая простая из них.

– Мин Шелсин играла в азартные игры?

– Понятия не имею, – пожал плечами Пел-Тенхиор. – Если и так, то делала она это не в Опере, и это было мудро с ее стороны.

– Вы не одобряете это занятие?

На лице Пел-Тенхиора появилось сложное выражение.

– Скажем так, я не вижу в этом смысла. Игра приводит к возникновению вражды, и что я должен буду делать, если один из моих теноров разорит другого во время антракта? Поэтому я не разрешаю играть в Опере. Но я не могу контролировать своих артистов за пределами театра. Разумеется, если Арвене’ан играла в азартные игры, она не сказала бы мне об этом.

– Разумеется, – кивнул я. – Кто мог об этом знать? Мин Балведин и мин Ноченин? Я имею в виду девушек из конторы.

– Сомневаюсь. – Пел-Тенхиор ненадолго задумался. – Арвене’ан могла поделиться с Вералисом. Они друг друга недолюбливали, но я знаю, что он – игрок.

– Значит, она могла сказать ему или певец мог увидеть ее в игорном доме.

– Да, – согласился композитор и с горечью добавил: – Она же должна была где-то носить эти платья.

Я просмотрел пачки квитанций. Мы отследили все вещи, кроме одной, заложенной в Джеймеле. Я спросил:

– Вы готовы отправиться дальше?

– Конечно! Куда?

Я показал квитанцию.

– Ломбард в Джеймеле.

Пел-Тенхиор приподнял брови.

– Любопытно, – сказал он. – Интересно, запомнили ли ее там.

Как выяснилось, ее запомнили.

Владельцем оказался молодой мужчина со светлой кожей, белоснежными волосами и характерными для эльфов чертами лица, напоминавшими хорька. Он жил в задних комнатах, заведение было открыто всю ночь и обеспечивало деньгами незадачливых посетителей соседних игорных домов. Хозяин очень хорошо помнил Арвене’ан Шелсин.

Он рассказал, что мер Шелсин приходила с эльфом, оба были довольно сильно пьяны. Хозяин запомнил ее потому, что заложенное украшение было очень ценным, и еще потому, что она вела себя чрезвычайно грубо.

– Похоже на Арвене’ан, – заметил Пел-Тенхиор.

Она сняла сверкающее серебряное колье с сапфирами и отдала его ростовщику, все это время не прекращая флиртовать со своим спутником. Хозяин ломбарда принес украшение, которое я счел довольно безвкусным, и извиняющимся тоном заметил:

– Она могла бы поторговаться и получить больше денег, если бы захотела.

– Вы помните ее спутника? – спросил я.

– Нет, отала. Мне очень жаль. Но… – Его лицо просветлело. – Я знаю, что они пришли из «Тивалини».

И он указал на противоположную сторону улицы.

«Тивалини» было известным казино, которому покровительствовали семьи Поничада и Алчинада.

– Должно быть, там играют по-крупному, – нахмурился Пел-Тенхиор.

– Да, – подтвердил хозяин ломбарда. – Большинство моих клиентов приходят оттуда. Там не принимают вещи в качестве ставок, и расплачиваться в случае проигрыша тоже можно только деньгами.

– Это слишком серьезно для Арвене’ан, – сказал Пел-Тенхиор.

– Может быть, она побывала там только раз, – с сомнением предположил я.

– Возможно, – вздохнул Пел-Тенхиор. – А могло случиться так, что ей позволили один раз выиграть, прежде чем капкан захлопнулся.

Когда мы вышли из ломбарда, тени удлинились, близились сумерки.

Пел-Тенхиор сказал:

– В Опере сегодня нет представления, а я умираю с голоду. Позвольте мне угостить вас ужином.

– Что?

– Ужином. Вы же не можете обходиться без еды, верно?

– Нет, но…

– Мы не пойдем в модное заведение. Но я терпеть не могу есть в одиночестве и льщу себя мыслью, что я неплохой собеседник.

На его лице читалась такая искренняя надежда, что я не стал отказываться, хотя сначала и собирался это сделать.

– Хорошо, – кивнул я, и ответная улыбка Пел-Тенхиора едва не ослепила меня.

Мы вернулись на трамвае в Верен’мало, миновали несколько переулков и внутренних дворов и очутились у входа в чайную, названную «Торивонтарам» – в честь доброго говорящего животного из бариджанских народных сказок.

Снаружи, в темноте, чайную нельзя было рассмотреть как следует, но, войдя, я понял, что она была построена на развалинах гораздо более старого здания. Внешние арки, когда-то соединявшие стены с контрфорсами, теперь оказались внутри и стали частью стропил. Фреска на стене изображала лес, и контрфорсы служили стволами деревьев.

Как только мы вошли, Пел-Тенхиор многословно заговорил на языке бариджин с тоненькой и стройной темнокожей дамой, которая едва доставала ему до плеча. Волосы у нее были серыми