С помощью молодеческих поступков устанавливается подвижная и предопределяемая ставками на будущее феодальная иерархия. Зерна, эти священные дары земли, выращиваются для того, чтобы сборщик урожая сразу воспользовался ими, а не для создания запасов или отправки за пределы края, за исключением тех случаев, когда нужно восстановить нарушенное голодом равновесие между группами. Но после установления феодального порядка зерно начинает обмениваться в качестве дани или жалованья; его собирают в амбары, и даже само слово «амбар» означает «сокровищница». Выпиваемые сообща полученные из зерна напитки придают существенную реальность соглашениям о верности. Но в то время как два супруга даже в ту эпоху, когда муж был властелином в семье, пьют вместе из двух половинок одной тыквы, феодальные выпивки, эти основы закабаляющего общения, начинаются с такого вызывающего жеста, как предложение особой чаши. Перед боем чашу подносят противнику. Пусть он подкрепится! И все же ему будут упорно сопротивляться! После победы чашу подносят побежденному. Это означает отнестись к нему словно к преступнику. Ведь поражение раскрыло в нем преступника, которого нужно заставить избавиться от дурной добродетели. Но это еще и его реабилитация через стирание прошлого, а с предложением общения избегается и возврат к мщению. Наконец, этим отмечается и свой собственный триумф. На турнирах по стрельбе из лука побежденные держат свои луки распущенными и получают от победителя чашу из рога. Они пьют и искупают собственное поражение. А затем искупают собственную победу победители; они в свою очередь пьют, но из чаш, которые служат при пожалованьях. А как только иерархия установлена, подтверждена и солидарность: по очереди выпивая, все общаются между собой. Одним и тем же выражением обозначается раздача чаш и раздача почестей. Таким же образом получение зерна на пропитание равноценно получению удела. Тот, кто соглашается питаться зернами, которые поддерживают существование других людей, оказывается связан со своими сотоварищами узами полной солидарности. Он должен бы был отказаться от еды, если бы подозревал, что в этих людях есть способный осквернить его губительный дух. «Я больше не хочу есть то же, что и они!» – воскликнул Цзе Цзычуй: его сотоварищи по вассальному положению показались ему слишком жадными, а следовательно, и неверными. Так пищевое общение достигает того, что связывает между собой особ из разных семейств и с различными добродетелями. Но в даре пищи, так же как в даре напитка, ощутимы желание подвергнуть испытанию и попытка навязать покорность. Появляется завоеватель, и первый совершаемый поступок – это подношение ему продуктов питания. Его отнюдь не пытаются умиротворить. Напротив, подразумевается, что «к нему следует относиться как к жертве, которую откармливают». В 536 до н. э. армия Чу проникает на земли У. Князь У отправляет своего родного брата с подношением продуктов питания. Ответом на этот вызов стал другой вызов. Князь Чу незамедлительно счел своим долгом принести в жертву посланца: его кровь послужит для смазывания военного барабана. Дарование пищи имеет значение вызова, который затрагивает участь и связывает судьбы. Его цель – быть предвестником покорения.

Спекулянт, который, постоянно демонстрируя свою умеренность, достаточно смел, чтобы постоянно уступать, тот, кто дает больше всех, тот, кто, бьясь об заклад, бросает на кон все достояние, только и способен, в конце концов, на приобретения, позволяющие основать новую власть. В княжестве Ци семейство Тянь готовится захватить княжескую власть. Оно занялось привлечением на свою сторону княжеских вассалов. Оно стремится всю страну превратить в своего клиента. С 538 по 485 г. им осуществляется тактика двойной меры; это семейство отдает и получает, используя неравные мерила. Отдавая пять, оно требует только четыре. Вот почему народ поет: «Когда у старухи есть просо, она относит его в амбар к Тянь Чэнцзы». Амбар в собственности князей Ци был бесполезен – там зерно сгнивало. Напротив, амбар семейства Тянь был настоящей сокровищницей. Это семейство было щедро по отношению к нуждающимся. Оно увеличивало круг своих клиентов и своих гостей. Оно их привязывало к себе с помощью даров и общения за пирами. В качестве средства подчинения оно прибегало и к сексуальному общению. В гареме у Тянь Чэнцзы насчитывалась сотня высокорослых женщин. Он дозволял своим гостям и клиентам туда заглядывать. Благодаря такому гостеприимству у него было шестьдесят два сына. Из этого обстоятельства он извлек еще большую выгоду. Те из них, кто женился на женщинах, бывших его вассалами, объединялись с ним благодаря их посредству и оказывались от него в зависимости. Они не были, подобно зятьям, его союзниками, а становились его вассалами. «После прихода семьи Тянь к власти жители края завздыхали». «Народ славил в песнях и танцах щедроты Тяня». Эти примененные историками обороты, несомненно, означают, что семейству Тянь удалось объединить целиком весь народ в своем прославлении. Нельзя сказать, что сокровищница их танцев и их домашних песен, так же как их амбары зерна и их женщины, стали собственно общественным достоянием, но являлись отныне достоянием господского дома.

Тот, кто посредством вызовов, молодечества, закладов, расточительности, жестоких жертвоприношений, воинственных схваток, обязывающих общений умел сломать прежние семейные и территориальные границы, тот и был вождем, ибо от победы к победе он создавал сокровищницу символов, знаков, зерна, вассалов и вассалок. Вещь обретает ценность, обретает вес («чжун») лишь после того, как была посвящена могущественному лицу, лишь после того, как оказалась в сокровищнице, притягивающей многочисленные подарки. Государь раздает символы, женщин и зерно. В форме жалованья и удела он возвращает то, что получил в качестве дани или подношения. Дань придает вождю могущество. Жалованье придает вассалу знатность. Создается целиком основывающийся на престиже новый порядок. Людские объединения больше не замкнуты. Люди и вещи перемещаются и, перемещаясь, занимают определенное место в иерархии. Они больше не обладают специфическими добродетелями, которые их разъединяли. В то же время они обретают значимость, которая позволяет их определить. Некогда в знамени был воплощен гений группы; феодальный флаг только отражает степень достоинства: то, что было домашней эмблемой, стало всего лишь почетным знаком. Вместо того чтобы быть расколотым на ревниво оберегающие свою независимость группы, общество складывается отныне из находящихся один над другим классов. Оно не столько стремится к равновесию сил, сколько к концентрации могущества или по меньшей мере к иерархии престижей.

В течение очень долгого феодального периода судьбы княжеств складывались по-разному. Некоторые остались скромными, выглядя почти что по-деревенски. В иных крошечных княжествах, например в Юй в Шаньдуне, государь в 513 г. сам лично возглавлял начало полевых работ. Это было основной обязанностью вождя (во всяком случае, так представляется при чтении «Книги песен» – «Ши цзин»). Религиозная жизнь, жизнь общественная сводилась к нескольким деревенским праздникам. Праздновали Божественного пахаря, бога огня, выжигающего растительность на полях перед их расчисткой для вспашки, и очистителя урожая Шэньнуна. Иногда праздники проводились в честь духов, вдыхающих жизнь в четыре времени года и господствовавших над четырьмя странами света. Духам Севера (Зима) и Юга (Лето), как самым главным, подносились черный бык (Вода) и бык рыжий (Огонь). В обществе, как и в мысли, царил дуализм. У вождя имелось двое помощников – лесничий и контролер полей. В мифические времена при Юе Великом в качестве спутников при царе находились Владыка урожаев (титул Хоуцзи был сохранен в качестве царского домом Чжоу, который связал с Ци свою генеалогию) и укротитель хищников, великий лесничий И, заставлявший работать четырех подручных – Ель, Тигра, Медведя, Полосатого медведя. Известно, что сын Юя принес И в жертву, чтобы положить конец трауру по своему отцу. При княжеских дворах Великому лесничему, занимавшему пост начальника царских охот, поручалось напоминать о высшей душе («хунь») своего покойного хозяина, душе-дыхании, и ее закреплять. Если ее не закрепить с помощью обряда, эта душа, бродя по лесам, могла поселиться в диком звере. Охотник на животных и варваров, лесничий обладал ужасающими привилегиями: ему поручалась казнь сородичей совершившего преступление князя, а в случае беды его долгом было взять на себя ответственность за несчастье и ошибки. По сравнению с этим далеким предшественником министров юстиции и обороны надсмотрщик полей выполнял более мирные обязанности, хотя временами эта власть также накладывала на него весьма тяжелую ответственность. Похоже, что в начале траура он исполнял роль, симметричную той, что выпадала во время его завершения надсмотрщику за лесами. Ему поручалось водрузить стяг покойного вождя на грубое изображение, прикрывающее два горшка с рисом. Несомненно, его делом было возглавлять обряды, благодаря которым тело получало возможность разложиться, а внутренняя душа («по») – осуществить свое возвращение среди святых сил, из которых почва извлекает свое плодородие. Деревенский вождь возлагал на своих скромных помощников самые тяжкие, выпадающие на долю князя обязанности, обязанности искупления.