Дубэ очнулась, хотела встать между Тофом и девушкой, чтобы помешать… Но Тоф оказался проворнее. Он одним движением выхватил кинжал и нанес несчастной удар в горло.

— Адские ночи… ни одной удачной.

Белые, открытые глаза. Невидящие глаза. Обвиняющие глаза. На этот раз Дубэ заглянула в бездну. Ее жизнь была там, на дне.

Она схватила Тофа за горло, прижала его к стене.

— Почему ты ее убил?

Она вышла из себя, обезумев от ярости, и даже не понимала всей глупости вопроса.

— Убери свою поганую руку, или я убью тебя.

Дубэ ослабила хватку. Ей не хватало воздуха. Тоф дал ей звонкую пощечину.

Гнев прошел, теперь Дубэ чувствовала себя опустошенной.

Тоф успокоился, когда приступ ярости прошел, он посмотрел на Дубэ примиряюще.

— Это — тоже кровь для Тенаара, и сделано хорошо.

У Дубэ кружилась голова.

— Не пойму, что с тобой происходит? Ты должна быть довольна… к тому же тебе уже случалось убивать.

«Слишком много раз. Но никогда так, никогда так!»

— Теперь надо исполнять обряды, пошевелись! — сказал Тоф.

Дубэ закрыла глаза. Внезапно ей привиделось все произошедшее, и это было невыносимо.

Тоф подошел к трупу девушки, потом достал стеклянный сосуд с зеленой жидкостью.

— Сейчас я произнесу над ней заклинания, а ты повторишь их над своей жертвой.

Тоф вытащил кинжал и точным жестом вонзил в грудь девушки.

— Теперь собери кровь в сосуд… делай это аккуратно, потом повтори молитву: «Тенаару, отцу победителей, в ожидании дня его пришествия». А сейчас отпей немного.

Он поднес сосуд к губам, с жадностью отпил из него. Дубэ почувствовала тошноту, но одновременно и еще что-то зашевелилось внутри нее. Нечто, знакомое с этим жутким обрядом.

«Зверь».

Тоф протянул ей сосуд:

— Теперь ты.

Он улыбался чудовищной улыбкой.

Дубэ взяла сосуд, приблизилась к трупу старика. Вытащила кинжал.

Она вспоминала слова Учителя: «Прокалывать сердца мертвецов, вынимать внутренности — звериный поступок, противоречащий правилам убийства. Убийца наносит удар, и, когда жертва мертва, все кончено. Наносить удар трупу — значит давать выход своей ярости и своему садизму. Все это противоречит тому, что делает наемный убийца».

Но она не могла устоять. Голос зверя поднимался из глубин.

«Впрочем, теперь я тоже — зверь».

Дубэ повторила то, что сделал Тоф. Она наполнила сосуд кровью жреца.

— Выпей глоток, а потом наполни снова, — сказал Тоф.

Дубэ посмотрела на сосуд.

«Это — пища зверя, тебе должно нравиться, ведь ты сама — зверь».

Она поднесла сосуд к губам, и зверь закричал.

Она заколебалась.

«Я не могу…»

Она еще мгновение колебалась.

Потом, одним рывком, не выпив, протянула сосуд Тофу.

— Пойдем.

Она не стала ждать, пока Тоф ей ответит, завернулась в плащ и вышла. Побежала по храму, кинулась на улицу, где на нее обрушились порывы ледяного ветра. Перед глазами все еще мелькали комната, старик, склонившийся перед алтарем, девушка на полу, и оба они в луже крови. Девушка, чуть старше ее самой, невинная душа. Дубэ не видела больше ничего, ее оглушал вой ветра, она шла вперед. Где-то вдали слышался звавший ее голос, но разъяренная Дубэ почти не обращала на это внимания.

Дверь Совета Земли Воды была заперта, и Лонерин смотрел на нее, нервно потирая руки. Не в первый раз он присутствовал на заседании Совета. К тому же быть учеником мага из Земли Моря означало, что он — и это подразумевалось — участвует в сопротивлении Дохору. На этот раз все было иначе, на этот раз в воздухе ощущалась напряженность.

— Слушай, а не слишком ли долго они находятся там?

Теана, хрупкая белокурая девушка, сидевшая рядом с ним, была озабочена этим куда больше самого Лонерина.

— Положение более чем драматическое.

— Но мы найдем выход, Лонерин? А если это — конец?

Лонерин сделал раздраженный жест. Он любил Теану.

Хотя в обучении она достигла больших успехов, чем он, часто она чувствовала себя неуверенно, и он успокаивал ее, но сейчас Лонерин просто не мог переносить ее тревоги.

— Сидеть здесь и беспокоиться не имеет никакого смысла, мы можем только ждать, — жестко сказал он.

Теана опечаленно умолкла, и в комнате снова воцарилась тишина. Их здесь было много: все, кто не входил в Совет, но в той или иной степени участвовал в сопротивлении.

Впрочем, повод для беспокойства был. Жизнь одного из лучших шпионов, проникших в круги, близкие к Гильдии, ужасным образом оборвалась, но он успел послать Совету страшный отчет, полный невеселых предсказаний.

Содержание отчета не разглашалось, но, разумеется, речь шла о чем-то очень серьезном, о том последнем ходе, который намеревался сделать Дохор.

Лонерин хорошо помнил этого шпиона. Это был молодой маг, он учился у того же преподавателя, что и Лонерин. Какое-то время они дружили. Его звали Арамон. Он часто помогал Лонерину в вопросах магии, которые не всегда были понятны. Пухленький мальчик с детским лицом, очень проницательный и прежде всего весьма сведущий в искусстве волшебства.

Его нашли в лесу неподалеку с перерезанным горлом.

Лонерин стиснул зубы. Конечно же это была Гильдия. Все знали, что Арамон следил за этой страшной организацией. Лонерин вспомнил, что несколько дней назад учитель Фольвар спрашивал его о Гильдии.

— Ты знаешь о ней больше, чем мы все.

Лонерин был потрясен.

— Это связано с моей матерью, учитель…

— Может быть, она тебе что-то рассказывала…

— Я был слишком мал.

— Я понимаю твое горе, Лонерин. Когда ты пришел ко мне, то сказал, что хочешь забыть о нем, быть чем-то полезным… момент наступил.

Лонерин сжал кулаки так, что ногти на руках побелели. Не без злости он понял, что воспоминание о матери до сих пор вызывало у него гнев.

— Смотри!

Голос Теаны прервал его размышления и заставил посмотреть на дверь зала Совета. Она медленно открывалась.

В освещенном зале он увидел царей и магов, сидящих вокруг большого каменного стола, своего учителя — сгорбленного, со страдальческим выражением лица.

Ординарец, открывший дверь, обратился к сидевшим в помещении: «Вы можете войти».