— Oui, du vin[16], — согласился он и плюхнулся на стул.

Сисли поспешила к холодильнику и вынула бутылку вина Сансэр.

— Выпьешь с нами, Одри?

— С удовольствием, спасибо, — ответила она, глядя, как Марсель пытается принять царственную позу, пребывая в уверенности, что это придает ему важности. Он наблюдал за Сисли из-под густых бровей.

— Мы с Марселем познакомились в Париже, — сказала Сисли, и ее щеки зарделись. — Он рисовал на улице. Представляете, такой талант — и растрачивался так бездарно! Это убило меня.

— Сисли — мой патрон. Без нее я бы не выжил, — мрачно сказал Марсель, с недовольным видом надувая губы и качая головой.

— Чепуха, — перебила она и покачала стаканом в воздухе. — Его бы все равно кто-нибудь приютил. Такой талант не может остаться незамеченным. Но представьте, как повезло мне, что он согласился приехать работать сюда, в самую глубинку Дорсета!

— Отдать миски собакам? — перебила ее Леонора, которой стало скучно мешать еду.

— Да, да, пожалуйста, отдай. Просто вынеси миски за дверь, — рассеянно сказала Сисли, не отрывая глаз от своего юного возлюбленного.

— А как же Барли?

— Я заберу его из ветеринарной клиники после обеда, поэтому оставьте его порцию на холодильнике в буфетной. — И она указала на дальнюю часть кухни.

— Сисли одновременно моя муза и мой патрон, — продолжал Марсель, когда собаки последовали на улицу за близнецами.

Сисли взглянула на Одри и, словно извиняясь, улыбнулась ей.

— Я могу понять, почему, — искренне сказала Одри. — Сисли — очень красивая женщина.

— И очень привлекательная, nʼest-ce pas?[17]— сказал он, забирая из дрожащих рук Сисли бутылку и стаканы.

Одри наблюдала, как Марсель смотрит на ее золовку. На лице у него появилось мечтательное выражение, взор наполнился чувственностью и восхищением. Под этим взглядом Сисли превратилась в молодую девушку. В ее улыбке было столько страсти… Одри поняла, что перед ней — не та Сисли, которую знал Сесил. Встреча с Марселем изменила ее. На такие перемены способна только любовь…

Марсель нуждался в уединении, поэтому после обеда он вернулся в свою студию под крышей дома. «Шум для меня равноценен боли. Так о себе говорил Микеланджело», — мелодраматично сказал он. Одри вместе с близнецами и Сисли пошли в глубину сада к палисаднику, туда, где расположились цыгане. Сад был диким и заросшим. На лужайках беспорядочно росли цветы. Высокие деревья стояли с достоинством мудрых государственных деятелей, вот уже несколько веков наблюдая за поместьем и долиной, в которой оно было построено, символизируя способность природы бесконечно умирать и возрождаться. Небо было нежно-голубого цвета. Серые облака плыли по нему, подобно барашкам на море. Всякий раз, когда солнышко исчезало за тучами, свежий бриз становился все прохладнее. Одри в очередной раз была ошеломлена красотой этой местности. Она вдруг поняла, почему ее попутчики на «Алькантаре» так сильно любили свою страну. Она смотрела, как дочери в окружении собак пробираются сквозь заросли у забора, собирая ежевику, и спрашивала себя, смогут ли они когда-нибудь назвать это место своим домом. Возможно, Аргентина останется где-то далеко в нежных воспоминаниях, потому что, безусловно, годы отдалят их от детства и помогут приспособиться к этому новому миру. Это неизбежно…

На открывшейся взору полянке стояли ярко раскрашенные, старомодные, установленные на некошеной траве фургоны, двери которых были широко распахнуты. Несколько мускулистых лошадей лениво паслись на солнце. На веревке, протянутой от стены фургона к воткнутой в землю палке, сохло белье. Девочки перелезли через забор и побежали к лошадям, которые, не замечая их, продолжали что-то жевать.

— Какой чудесный вид! — воскликнула Сисли, открывая ворота. — Мне нравится, что цыгане живут здесь. Их дома такие яркие. Марсель говорит, что хотел бы нарисовать их. А Панацель очень гордый. Он никогда не согласится стать прообразом картинки на коробке с шоколадом. С ним нужно говорить очень вежливо. Тебе ведь тоже нравится этот вид, правда?

Одри согласилась и последовала за ней.

— Мамочка, ну разве он не чудо! — радостно крикнула Леонора, потрепав шею жеребца. — Как ты думаешь, на нем можно покататься?

— Нужно спросить у Панацеля, — сказала Сисли. — У них есть пони поменьше, но полагаю, что его взяли на прогулку.

— В Коулхерст-Хаус девочки будут ездить верхом, — сказала Одри, улыбаясь Леоноре, которая старалась привлечь внимание матери.

— Ну конечно же будут! И это так чудесно! — воскликнула Сисли, вздохнув. — В детстве я, бывало, все лето напролет каталась верхом по этим холмам. Девочкам очень понравится в школе. Если бы у меня были дочери, я бы тоже их туда отправила.

Одри задумалась. Интересно, почему у Сисли не было детей, ведь она их очень любила, и ее дом был просто создан для большой семьи? Но, похоже, Сисли это не огорчало. Кроме того, у нее были ее собаки, которые теперь окружили фургон и громко лаяли на лошадей. Лошади продолжали жевать траву, периодически поднимая головы, чтобы осмотреться и отогнать мух. Затем, когда близнецы как раз собирались украдкой заглянуть в фургон, одна из лошадей громко заржала и навострила уши: из посадки, обрамлявшей поля, появились Панацель и Флориен. Отец и сын вели маленького пегого пони, груженного двумя большими емкостями с водой.

— Он очень красив, ты не находишь? — прошептала Сисли в ухо Одри.

— Очень, — ответила Одри, глядя, как они приближаются.

Панацель был высоким и сильным, с грубоватым лицом человека, проработавшего всю жизнь руками и жившего на земле. Его кожа была смуглой от постоянного пребывания на солнце. Он шел медленно, переваливаясь из стороны в сторону, словно и дни, и жизнь были настолько длинными, что спешить не имело смысла. Его сын, Флориен, из-под длинной черной челки смотрел на незнакомых людей, ожидавших у фургона. Мальчику было двенадцать, и время от времени он ходил в сельскую школу. Он терпеть не мог занятия и обычно сидел, скучая, в углу класса, мечтая о верховых прогулках и о саде миссис Везебай, где он работал вместе с отцом.

— Добрый день, миссис Везебай, — сказал Панацель, уважительно склонив голову.

Флориен пробормотал то же самое, а затем уставился на девочек своими глазами цвета древесного угля. Близнецы в свою очередь с любопытством смотрели на него; они никогда прежде не видели настоящего цыганского мальчика, тем более что он был гораздо красивее всех мальчишек, которых они знали в Аргентине.

— Познакомьтесь с моей невесткой, она будет жить у меня несколько недель, пока ее дочери устроятся в новой школе. Они приехали из Аргентины.

Панацель кивнул Одри, а Флориен с большим интересом посмотрел на сестер. И хотя он не знал, где находится Аргентина, ему казалось, что это невероятно далеко. Ему было интересно, говорят ли девочки по-английски, или, может, по-французски. На уроках его научили немного болтать на этом языке.