Еще одним важным концептуальным наследием, входящим составной частью в идеологему Третьего Рима, был постулат о симфонии светской и духовной власти. Но кроме этого, задачей истинной христианской империи было и оставалось миссионерство. Миссионерство Вечного Рима усматривалось в том, что само государство олицетворяет собой идеал истинной веры, которым исполнены все его институты. И через систему «таксиса», систему особого миропорядка, такой строй может быть передан окружающим народам. Фигура христианского государя в данной системе ценностей мыслилась как священная экклезиологическая миссия, равноапостольская по своим задачам. Естественно, что при таком воззрении на характер и миссию христианской государственности средневековое сознание приходило к мысли неуничтожимости до конца времен истинной веры, защищенной твердыней истинной государственности — Третьего и последнего Рима.

В поистине программном обращении Александра Ярославича к своим современникам, иностранцам и соотечественникам, и к нам, его потомкам, нам важны слова о том, «что Русь жива». Действительно, после страшного татарского разгрома не только у иностранных наблюдателей, но и у русских людей могло сложиться впечатление, что это конец русской истории. Вряд ли кто мог думать тогда, что у Руси есть силы не только давать отпор внешним врагам, но и вообще продолжать какую-либо самобытную историческую жизнь. Однако нашелся такой человек, который собрал военную силу, ставшую непреодолимым препятствием для католической экспансии на Западе. Но все главное, что должно нас вдохновлять в этой фразе, обращении к оцепеневшим соотечественникам, — «Русь жива»! В этом жизнеутверждающем девизе — зерно-зародыш неразрушимости будущего Третьего Рима — Великой России. Это завет потомкам князя Александра и обетование того, что живой Русь останется до конца времен. Но традиция принятия на себя имперской миссии не ограничивалась только территорией Северной Руси. Некоторое время инициатива восприятия «имперского наследия» Византии принадлежала Югу.

В Синопсисе, или кратком описании, о начале славянского народа, изданном в Санкт-Петербурге, в книгоиздательском доме П.П. Сойкина, совместно с другими творениями Святого Димитрия Ростовского, в главе «О княжении в Киеве Ярослава Изяславича», есть примечательные строки: «Князь же Святослав Мстиславич Киевский, видя, что престол киевский не занят, взял Киев, желая им завладеть, но Роман Мстиславич, князь Галицкий, желая называться самодержцем всей России, изгнал Мстислава из Киева, а в нем на княжеском столе посадил Ростислава Рюриковича, выпустив его из уз. Престол же Киевского самодержавия он перенес из Киева в Галич и писался всей России самодержцем».

В главе «Спор о столице самодержавия российского и об избрании князя из венгров и угров» продолжение той же мысли: «По смерти самодержца всей России Романа, князья Российские имели между собою великое нестроение и спор о престоле самодержавия: иные хотели иметь престол в преславном городе, другие в Галиче и Владимире и, так как они не могли между собою с любовию помириться, то избрали себе королевича Коломана из Венгерской или Угорской земли, котораго епископы помазали на царство российское и венец царский Винцент Кадлубок, бискуп краковский, возложил на него, и стал Коломан самодержцем всей России. Но когда Коломан взял себе в жену сестру Лешка Белого, именем Соломку, вознегодовали православно-российские князья за такую измену православной вере и немедленно избрали Романа Мстиславича великоновгородского самодержцем российским, который изгнал Коломана, а сам сел на престоле царском в Галиче, и венчан был епископами венцом царским, а Коломан бежал от него, и он был провозглашен царем и самодержцем всей России… Ведомо же будет то, что галицкое княжество или царство ради того здесь присоединено, что киевское самодержавие было перенесено в него…»

Одна из ключевых фигур русской истории конца XII — начала XIII столетия был князь Роман Мстиславович Галицкий. В действительности его как самодержца всея Руси воспринимали и на Западе. И именно как к самодержцу к нему направлялось папское посольство с предложением принять унию с Римом. Но обо всем по порядку.

В хронике Винцентия Кадлубека и Великопольской хронике отмечается, что Роман воспитывался («почти с колыбели») при дворе польского короля Казимира Справедливого. По мнению ряда исследователей, Роман провел в Польше большую часть своего детства и юношеского возраста — всего 12 лет. Подобные обстоятельства должны были наложить свой отпечаток на его религиозное и политическое мировоззрение. «О его благосклонном отношении к католической церкви можно судить по щедрому пожертвованию в пользу монастыря Св. Петра в Эрфурте… Связь Романа и его братьев с Польшей и “латинством” недвусмысленно подчеркивается в “Слове о полку Игореве”. Упоминаемые в “Слове” “железный папорзи под шеломы латиньскыми” — характерная деталь, которая может свидетельствовать о заимствовании воинами Романа боевого снаряжения, распространенного в Польше и других странах Европы».

Но было и посольство папы к Роману в Галич, и его решительный отказ от унии с Римом. Князь неожиданно проявил себя как ревнитель и охранитель византийского православия в Русской Галиции. Источники сохранили нам сведения, позволяющие понять причину резкого размежевания князя с католическим миром. Есть сведения о его враждебном отношении к католической церкви, латинским кирхам и к священникам. В «Польской истории» Яна Длугоша есть упоминание о том, что, отправляясь летом 1205 г. в свой поход в Польшу, Роман грозился не только разорить Польскую землю, но и полностью истребить «божественную отрасль латинян». Захватив нескольких латинских клириков, Роман приказывает осыпать их стрелами, чтобы они рассказали, где скрывается польское войско. В Хронике цистерцианского монаха Альбрика из монастыря Трех Источников говорится о том, что «король Руси по имени Роман… намеривается через Польшу достичь Саксонии, чтобы как мнимый христианин разрушить церкви». Не вдаваясь в полемику с рядом историков о действительной возможности похода Романа в Саксонию, скажем только, что здесь для нас важно то, что определенные антикатолические действия Романа надолго запечатлелись в памяти народа Галицкой Руси. Историк М.С. Грушевский в свое время указывал, что в веках память о князе осталась в гонимой Православной церкви Галиции как о защитнике православия. Что же заставило так переменить свое отношение к Римской церкви этого знаменитого воителя. Не вызывает сомнения тот факт, что вторая жена князя Анна была родственницей, а может быть, и дочерью византийского императора Исаака П. Есть основания полагать, что после трагического для всего православного мира завоевания Царьграда крестоносцами свергнутый византийский император Алексей III бежал в Галич к Роману Метиславичу. «Нам представляется, что перемены в отношении Рима и Римской церкви, произошедшие в последние годы его жизни, были непосредственно связаны с событиями времен Четвертого Крестового похода, завершившегося захватом и разграблением Константинополя».

Этот факт вызвал настоящее потрясение среди русского православного народа. Раздражение князя против латинян было общим для всего православного мира. О реакции русского общества на взятие Константинополя крестоносцами можно судить по эмоциональному и детальному рассказу об этом событии, помещенному в Новгородской I летописи.