– Ну как же ты хороша сегодня! – не удержалась от комплимента Джейн, поправляя желтые поля. – Сейчас возьмем себе лучших лошадок. Я тебя уверяю: если уж не в Орвике, то у Чарли.

– А вот и он!

К ним навстречу спешил внушительный, бородатый крепыш лет сорока, в жилете с бахромой и высоких сапогах. Узнав старую знакомую, он тут же распахнул объятия и не успокоился, пока не поцеловал недотрогу Джейн в ее тщательно напудренную щеку.

– Лиз, вот он, легендарный Чарли! Единственный мужчина, которому можно доверять. Я считаю, что у него лучшая конюшня в городе.

– Леди, вы преувеличиваете.

– О нет, я не преувеличиваю никогда!

Джейн, продолжительно восхищаясь каждой из предложенных лошадей, выбрала себе в конце концов невысокую рыжую кобылу со стриженой челкой, а ее подруге достался серый добродушный красавец по имени Остин. Чарли сам оседлал питомцев, беспрестанно рассказывая истории из их жизни. Лиз умиляли огромные мокрые ноздри и шершавые губы животных, она долго не садилась в седло, наблюдая за добродушно-печальными мордами.

Сначала Джейн, хорошо знавшая парк, указывала дорогу, потом, когда тропинка стала шире и количество пеших гуляющих резко уменьшилось, можно было ехать рядом. Джейн, с короткой прической и грубоватыми чертами лица, смотрелась в седле совсем по-мужски, Лиз – напротив: собранные сзади в свободную косу волосы и выбившиеся впереди пряди молодили ее и немного напоминали то время, когда ее считали интересной женщиной с выразительными, необычными чертами лица и спортивной фигурой. Тогда еще говорили, что она похожа на инопланетянку: огромные глаза и совсем крохотные нос и губы. Лиз такие сравнения не особенно нравились, но она привыкла к ним, как привыкают к прозвищу.

– Ни один мужчина не может заменить мне удовольствия попрыгать в седле, – заявила чопорная Джейн, догоняя проворного серого скакуна.

– А если эти вещи совмещать?

– Ни за что на свете. С ними хлопот не оберешься.

– С мужчинами?

– Но не с лошадьми же! Лошади знай себе жуют овес. А мужчины? Ты сколько сил и времени тратишь на своего мужа? – Лиз заметно погрустнела. – Вот видишь. Он же у тебя ребенок. Избалованный ребенок.

– Джейн, ты не знаешь… Я каждый день, прожитый с ним, стараюсь продлить…

– Иногда мы думаем, что живем с кем-то, а на самом деле живем одни.

– Когда наступит действительное одиночество, мы поймем разницу!

– Лиз, посмотри на меня, я – одинокая женщина, но мне хорошо и спокойно.

– Да, ты права, лучше не иметь, чтобы не терять, но я имею. И не хочу потерять.

– Ты уверена, что имеешь?

– Да.

– Лиз, прости, если сделаю тебе больно, но у девицы, с которой я вчера видела Дэйва, была такая физиономия, будто имеет она, а не ты.

– В молодости так бывает.

– Ты ее знаешь?

– Да. Думаю, это была дочь Нортона. Помнишь Филиппа, скрипача?

– Конечно. Этакий мямля. У него еще жена – фурия.

– Бывшая. Она мать девочки.

– Этой малолетней шлюшки?!

– Джейн, она самая обычная девочка, трогательное существо. Я ей по-своему благодарна.

– Она не понимает, что делает.

– Мы все не понимаем, что делаем, Джейн. Она, не желая того, взяла на себя часть моей работы.

– Как ты можешь так спокойно относиться к подобным вещам?

– Просто там, – Лиз указала на испещренное тяжелыми белыми облаками небо, – будет все равно, кто из нас играл какую роль, там останется только настоящее. – Она натянула поводья, и озадаченная Джейн едва поспевала, чтобы не упускать из виду роскошный хвост Остина.

* * *

Закрыв за собой дверь кабинета, Лиз сделала несколько шагов и машинально опустилась в прохладное кресло. Ее глаза упирались в пустоту. Проходившая мимо девушка в голубом медицинском халате остановилась возле нее.

– Вам нехорошо, леди? Может, успокоительное? – спросила она.

– Нет, спасибо… Где у вас здесь, я забыла, выход?

– По коридору направо.

Лиз встала и, не поднимая головы, двинулась в указанную сторону. Ее хлестнуло по лицу ветками разлапистого дерева в кадке – она пошла прямее.

Ключ никак не хотел попадать в замок зажигания. Лиз положила руки на руль и опустила на них голову. Шум ближайшей к стоянке улицы постепенно наполнял мысли равнодушной чепухой. Когда в соседней машине сработала сигнализация, Лиз решила, что впечатлений окружающего мира уже достаточно для следующей попытки. «У меня руки старухи», – подумала она, глядя на сеточку вен и коротко остриженные ногти. «Не отчаивайся», – ответил ей «меркури» тихим шипением мотора.

При въезде в Челси она чуть не врезалась в автобус. Многочисленные пассажиры обоих ярусов дружно направили в нее стрелы своих недоброжелательных взглядов, их водитель пожурил рассеянную автомобилистку длинным сигналом, заглушившим скрежет тормозов. Зажегся красный. Лиз остановила машину и с ненавистью уставилась на пешеходов: бегут себе, сами не понимают куда. Какая беспросветная глупость, эта повседневная жизнь! Мы расписываем себе каждый день, спешим куда-то, чего-то постоянно хотим, а в результате все равно недовольны, постоянно недовольны. И вот кто-то решает сверху, что хватит, такому-то и такому-то составлять план на завтра больше не надо, и мы понимаем, что, в сущности, нам было нужно только жить, дышать, видеть и чувствовать, просто что-то чувствовать, все равно что.

Хотя нет… Вот они торопятся выполнить свой суточный план: выбритые до ссадин менеджеры, заросшие художники, студентки в юбочках короче некуда, бизнес-леди – до середины колена, бальзаковские дамы – до середины икры – и не знают никакого трагизма, обходят стороной бермудский треугольник, в котором она барахталась более двадцати лет, дыша воздухом, пропитанным соленой, обжигающей глотку водой. И только посмей кто-нибудь из них, бегущих по суше, протянуть ей руку помощи!.. Она ответила бы взглядом, полным такого презрения… Лиз вздрогнула: в стекло ее машины стучали.

– Вы заснули?

Горел зеленый, по-видимому, давно. Поток машин раздваивался сзади, объезжая ее «меркури» и соединялся в нескольких метрах от бампера.

Дэвид был дома. Лиз чувствовала его присутствие безошибочно. Для этого ей достаточно было переступить порог. Она поднялась наверх, в его любимую овальную комнату, выдержанную в бежевых тонах. Оторвавшись от телевизора, он изучающе оглядел жену. Ее нервозность не обещала ничего хорошего.

– Ты замечательно выглядишь. Этот костюм тебе к лицу.

– Полагаю, что выгляжу я просто ужасно.

– Тогда посмотри назад.

На журнальном столике стоял букет ее любимых маргариток, но это, кажется, только еще больше расстроило ее.