Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти нарушения преемственности культуры могут оказаться необратимыми. Культура не закодирована в генах, поэтому, будучи однажды утраченной, она вряд ли может быть восстановлена. «Если вы восстанавливаете популяции рыб, [этого] может быть недостаточно, – говорит Джанкарло де Лука, биофизик с целой командой исследователей. – Они, по сути, утратили свою коллективную память». Это могло бы объяснить безуспешность попыток восстановления многих популяций животных даже после того, как их истребление прекратилось. Гладкие киты Северной Атлантики, серые киты на северо-западе Тихого океана и многие популяции синих китов показывали мало признаков роста численности спустя полвека или больше после того, как был остановлен массовый китобойный промысел[477]. То же самое справедливо для многих видов рыб, если их численность стала слишком низкой для того, чтобы противостоять коммерческому лову. Когда сети и крючки нацелились на другие виды, треска, атлантический большеголов[478] (ранее известный под не столь аппетитно звучащим названием «слизеголов»), патагонский клыкач (также известный как чилийский морской окунь) и другие долгоживущие виды, которые, как предполагается, накапливают культурные знания поколение за поколением, не восстановили свою численность[479].
Разграбление океана продолжается несмотря на то, что мы, будучи культурными людьми, склонны искать положительные моменты во многих проявлениях нашей социальной деятельности. В современную эпоху на смену деспотичным правителям и феодальным владыкам в основном пришли демократические государства, в которых избранные главы более отзывчивы к пожеланиям и потребностям электората. В наши дни более вероятно разрешение региональных конфликтов с привлечением объединенных усилий сотрудничающих наций, чем в прошлом. В обществах рыб добродетель, демократия и миротворческие усилия также находят свое место, что мы увидим далее.
Ничего действительно ценного нельзя добиться иначе, чем бескорыстным сотрудничеством множества людей.
В апреле 2015 года с балкона двухэтажной виллы, выходящего на Карибское море на западном побережье Пуэрто-Рико, я наблюдал драматичную форму поведения рыб. Все началось с внезапной сумятицы совсем рядом с берегом на протяжении примерно 45 метров вдоль пляжа. Поверхность воды взорвалась множеством серебристых рыбок – каждая из них была около 7,5 сантиметров в длину, – целыми массами выпрыгивающих из воды. Прежде чем они едва касались воды вновь, еще больше их выпрыгивало в воздух, напоминая мне окончание салюта. Стая состояла, должно быть, из нескольких сотен особей. На то, что их преследовали хищные рыбы, указывала целая эскадра более крупных плавников, на большой скорости резавших поверхность воды.
Это было волнующее зрелище. Энергия спасающихся рыб бушевала столь яростно, что мы с подругой могли расслышать звуки их биения и плеска, когда они мчались в нашу сторону. Раз за разом несколько секунд тишины сменялись взрывом бурной активности, когда брызги серебристых тел складывались в воздухе в дугу, сверкающую в лучах вечернего солнца. В отчаянной попытке уйти от погони некоторые рыбы выбрасывались на пляж, извиваясь и подпрыгивая, пока их не спасала следующая волна. Крачка спикировала вниз и ловко схватила с песка одну из них. Другие ненадолго попадали на поросшие водорослями камни, торчащие на мелководье. Когда бурлящая стая оказалась в нескольких метрах от нашей точки наблюдения, мы заметили плотный строй крупных рыб – каждая из них была около 45 сантиметров в длину, – плывший параллельным курсом совсем рядом с ними. Их тесное построение и действие, которое они оказывали на добычу, напомнили мне о совместной охоте, устраиваемой дельфинами, которые окружают стаю рыб или гонят ее к берегу и схватывают менее удачливых особей, когда добыча спасается отчаянными прыжками. В данном случае тактика окружения не применялась, но команда охотников, похоже, использовала береговую линию, чтобы лишить добычу возможности спастись, прежде чем внезапно напасть на нее.
То, что мы увидели с балкона, несколько напоминало популярное карикатурное изображение маленькой рыбки, которую собирается съесть рыба побольше, а ту – еще более крупная, и так до бесконечности. Мне кажется, что это клише характеризует рыбу как нечто чуть большее, чем просто автомат, слепо отвечающий на зов голода. Явление, свидетелями которого мы были, представляло собой совместную охоту рыб. Это не был первый случай такого рода. Известно, что совместная охота встречается у нескольких видов рыб. Например, стаи барракуд плавают плотной спиралью, сгоняя добычу на мелководья, чтобы легче было охотиться[481]. Точно так же параболическая форма стаи охотящихся тунцов показывает, что эти тунцы охотятся вместе.
Львы известны своим мастерством совместной охоты. Косатки – тоже. Ученые не знают, как львы сигнализируют друг другу о том, что настало время идти на охоту, но львы явно это делают.
А возможно ли, что рыбы сигнализируют о своем намерении охотиться? Рассказ лучше всего будет начать с морского тезки льва – с крылатки[482]. Эти рыбы получили свое название за «гриву» из длинных лентовидных ядовитых грудных плавников, но задним числом их можно было бы назвать так же за их стиль совместной охоты. Исследование двух видов крылаток, проведенное в 2014 году, описывает хорошо заметную демонстрацию расправленных плавников, используемую как сигнал другой особи о желании поохотиться вместе. Заявляющая о своем желании рыба приближается к другой особи, опустив голову вниз и расправив грудные плавники, затем в течение нескольких секунд совершает быстрые волнообразные движения хвостовым плавником, сопровождаемые медленным помахиванием грудными плавниками по очереди. Рыба, к которой обращен сигнал, почти всегда отвечает взмахами плавников, и пара отправляется охотиться. Охота в этом исследовании включала загон сотрудничающей парой более мелких рыб в угол с использованием удлиненных грудных плавников, после чего следовали поочередные нападения на жертв. Демонстрация выглядела одинаково у обоих видов крылаток, и сотрудничающие рыбы иногда образовывали смешанные пары обоих видов. Скооперировавшиеся охотники действовали успешнее, чем крылатки, охотящиеся в одиночку[483]. Они нападали по очереди, деля трофеи со своим партнером по охоте. Делиться добычей имело смысл, поскольку эгоизм очень скоро отбил бы желание сотрудничать.