— Нечестно! Эту лошадь давно пора на мыло. Она брыкалась, как инвалид. Дайте парню нормальную лошадь, иначе это не соревнование.

С другой стороны кричал Меерхофф, сложив рупором ладони:

— Да? А кто у нас соревнуется? Лошади или наездники? Джордж был лучшим — Джордж Флетчер!

Мистер Хендлс лаял:

— Индеец! Индеец!

Он сделал паузу, ожидая, что вступит босс, но Буффало Билл был занят другим: оглядывал загоны в поисках Готча.

— Ясно как день, что индеец — первый, — продолжал зазывала. — Нигер вытрющивался, а парень еле полз.

Последний акт нашей конской мелодрамы грозил рассыпаться перед самым финалом. Пятеро судей уже орали друг на друга, толкались, и помост кренился, как корабль в бурю. Посреди этой мужественной заварухи на помост, словно розовое масло на бушующие волны, вылилась делегация слабого пола. Это наездницы напомнили нам о том, что совсем упустили из виду в перепалке: что предстоит еще женская эстафета. Стадион вздохнул с облегчением: это был как раз тот перерыв, который нужен был судьям, чтобы выбраться из досадного тупика. Они сгрудились еще теснее, а наездницы, ковбои и тридцать тысяч раздраженных зрителей ждали окончания дискуссии. Сара посмотрела на меня поверх ограды и подавила скучающий зевок. Наконец мистер Келл поманил Сирену Клэнси. Тот спустился из своего вороньего гнезда, выслушал его, кивая и улыбаясь, после чего взобрался обратно к рупору.

— Сегодня езду на дикой лошади выиграл! Джордж Флетчер из Пендлтона, Орегон! Джексон Сандаун из Кулдесака, Айдахо, — второй и Джон Спейн из Теннесси — третий. Однако! — Он поднял руку, предупреждая протесты, — В общем зачете Мирового чемпионата по родео!.. после тщательнейших подсчетов… зафиксирована тройственная ничья!

Публика заворчала и загудела.

Клэнси поднял обе руки.

— Но, учитывая посредственное качество жеребцов в последней жеребьевке, принято беспрецедентное решение! В шляпу будут положены три самых лучших, самых диких мустанга в Орегоне! Для выявления победителя! В дополнительном! Последнем заезде!

Когда одобрительный рев смолк, диктор продолжил речь:

— А также, леди и джентльмены… пока идет подготовка к последнему и решительному состязанию, перед вами предстанут эти красивые дамы… в Первой мировой женской! Эстафете!

Это всех устроило. Женская делегация спустилась по лестнице с помоста, зрители уселись на свои места. А любопытная тучка подплыла поближе: будет что-то интересненькое, а потом еще!

Я не стал дожидаться, когда нам подберут лошадей, и сразу пошел на нашу «галерку» у поворота — туда, откуда обычно наблюдали участники. К ограде было не подступиться. Все участники и волонтеры отставили свой покер, свои бутылки и тары-бары и пришли смотреть. Ведь ожидался в некотором роде парад-алле. Я вытягивал шею над толпой, но вскоре меня заметили, ковбои расступились и освободили мне место. Меня хлопали по спине, мне жали руку, желали удачи — и моей милашке тоже.

Сью Лин и ветхий часовой-китаец шли сквозь толпу и обихаживали усталых наездников. Старик нес корзину со скатанными горячими полотенцами и с легким поклоном вручал каждому из нас. Сью Лин шла следом за ним с подносом чая и угощений; она дала мне чашку и печеньице с запиской-гаданием.

— Ваш палец болит сильно, Джон-Э?

— Палец немного побаливает, Сью Лин. Спасибо.

— Вы пришел смотреть, как едет ваша девушка? Она хорошо едет, наверно, для вас, я думаю.

Ковбои заржали, а меня бросило в жар. Вот тебе и тайное свидание. С таким же успехом я мог дать объявление о помолвке.

— Да нет. Ты моя девушка, Сью Лин. Ты же знаешь. Кто еще беспокоился обо мне в этом чужом краю? Кормил меня. Заботился о моей гигиене, о моей одежде…

Это вызвало новый взрыв смеха.

— Жалко, не позаботилась достать тебе чапы, Джонни-мятежник, — сказал один из ковбоев постарше, — Тогда бы ты показал этим двум хрычам, где раки зимуют.

— Наверное, — подхватил я, обрадовавшись, что тема девушек исчерпана, — Старые хрычи мне то же самое говорили, и не раз. Да вот до магазина с чапами не доехал.

Сирена Клэнси громовым голосом зачитывал правила женской эстафеты. Я отдал полотенце и пустую чашку и вернулся на свое место у ограды. Загадочная записка в моем печенье гласила: «Золотые юноши и девы, как трубочистов, вас оденет прах»[49]. Слова приписывались Уиллу Трясущему Копьем. Я не понимал, на что намекает Уилл, пока не подошла к концу эстафета.

Правила были такие: три круга, каждый на другой лошади; девушки переносят седла сами, без посторонней помощи. Я заподозрил, что последнее правило судьи ввели специально, чтобы лишить преимущества Сару Меерхофф, располагавшую первоклассными «четвертными»[50]лошадьми. Они рассчитали, что в простой скачке легкая Сара, безусловно, обойдет более массивных и менее обеспеченных соперниц. Они правильно рассчитали. Сара со своей коротконосой кобылой вырвалась из группы так, словно ими выстрелили из стартового пистолета. Они стартовали по внешней дорожке и к первому повороту уже лидировали. Промчавшись мимо, она послала мне беспечный поцелуй. На финишной прямой она была впереди на пять корпусов и отрывалась все дальше. Второй шла сестра О'Грейди на собственной четвертной лошади. И последней, далеко отстав, — Прерия Роз Хендерсон на лошади с пышным хвостом, такой же некрасивой, как она сама.

На втором круге, на другой лошади Сара была впереди только на два корпуса, а за ней, голова в голову, — сестра О'Грейди и Прерия Роз Хендерсон. Тот, кто придумал уловку с седлами, сообразил правильно. Сара, как я сказал, была наездница, а не конюх. Скорее всего, лошадь ей готовил папин работник. А эти другие женщины были сильнее. Когда она проходила поворот, губы у нее были сжаты и лицо угрюмо. И воздушных поцелуев она не посылала.

Должно быть, второй раз она седлала еще медленнее. Я не видел: это было далеко и в воздухе висела пыль. Из пыльного облака она выехала предпоследней. Но ее длинноногая аппалуса с каждым шагом прибавляла. Они промчались по первой прямой, обгоняя лошадь за лошадью. Все зрители вскочили и подбадривали ее; я — тоже, наплевав на приличия. На заднем повороте впереди нее остались только две всадницы. Первой была сестра О'Грейди на толстом ярмарочном коньке с четырехлистниками клевера, и по пятам за ней скакала Прерия Роз. Клеверный конек был не так уж резв, но опытен; вырвавшись вперед, он умел преградить дорогу догоняющему. Всякий раз, когда Прерия Роз предпринимала попытку обогнать, перед ней возникал клеверный круп. Отчаявшись, Прерия Роз на повороте круто взяла в сторону, надеясь обойти соперницу снаружи. Образовался просвет, и Сара его увидела. Она тронула свою аппалусу за плечо, и та устремилась вперед вдоль ограды, как раз на макушке поворота. Большая Прерия Роз смотрела ей вслед, открыв зубастый рот от удивления, а ковбои радостно кричали, я — громче всех. Пока не увидел лицо мчавшейся Сары.