Опасаясь быть обнаруженным, я повернулся и снова углубился в лес, держась как можно ближе к берегу и изо всех сил стараясь поскорее удалиться от опасного места, что было не так-то просто из-за многочисленных ползучих растений и лиан, преграждавших путь и покрывавших предательским ковром полусгнившие стволы поваленных деревьев. Не раз у меня из-под ног с торопливым шорохом выскальзывали змеи, о чем я мог только догадываться, поскольку их не видел, и я постоянно держал нож наготове на случай встречи с хищным зверем или дикарем-людоедом. Пробираться в темноте сквозь заросли тропических джунглей было очень непросто, благодаря чему, да еще в совокупности с недавно пережитыми приключениями, я почувствовал себя смертельно усталым и остановился отдохнуть на небольшом участке берега, более или менее свободном от растительности. Сняв и выкрутив досуха свою одежду, я опустился на землю, прислонившись спиной к диковинной формы одинокому черному утесу, стоявшему, точно часовой, у самой кромки воды, и непреодолимая сонливость охватила меня, сонливость, которую я тщетно пытался побороть из боязни, что меня смогут захватить во время сна мои вероятные преследователи. Вскоре, однако, я понял всю бесполезность моих попыток и, махнув на все рукой, выбрал местечко, где можно было улечься поудобнее, где воздух был свеж, а земля свободна от всякой ползучей нечисти, свернулся калачиком и беззаботно заснул с твердой решимостью встать до рассвета.

Но одно дело принять решение, а другое — его выполнять, и случилось так, что солнце поднялось уже достаточно высоко и пригревало вовсю, когда я зевнул и потянулся, с недоумением озираясь вокруг и удивляясь, почему у меня затекла шея и онемели суставы на руках и ногах. Вскоре я вспомнил все, что со мной произошло накануне, и, сидя на корточках, тщательно присмотрелся к окружавшему меня пейзажу. Более странного и необычного берега мне еще не приходилось видеть: он был совершенно гладкий, твердый и черный, как смола, изредка перемежаясь то тут то там узкими полосками серебристого песка. Деревья и кусты поодиночке и группами росли у самой воды, а море как следует поработало над прибрежными скалами и утесами, придав им фантастические формы, выдолбив в них небольшие пещерки и трещины, на дне которых накапливались мутные воды залива, время от времени выплескиваясь оттуда, словно извергнутые из утробы какого-то незримого чудовища. Кое-где на скалах росли диковинные растения, колючие, с толстыми, мясистыми листьями, тогда как более высокие деревья были усыпаны роскошными пурпурными, розовыми и красными соцветиями, а с других свисали целые гирлянды цветущих лиан и прочих вьющихся представителей тропической флоры.

Вдалеке за заливом я разглядел темную полосу противоположного берега, но меня он мало интересовал, поскольку всем моим вниманием завладел «Золотой дракон», стоявший на якоре всего в какой-нибудь миле от меня; в своих ночных блужданиях я следовал излучине берега и теперь находился на ее крайней точке — небольшом мысу, вдававшемся в море. Впрочем, я вскоре сообразил, что до поры до времени мне ничто не угрожает; поэтому я, не найдя, к сожалению, воды, пригодной для питья, тем не менее с аппетитом позавтракал моллюсками, которые собрал прошлой ночью, хоть и по размерам, и по количеству они вряд ли смогли удовлетворить мой аппетит. Едва я с ними расправился и осторожно поднялся на ноги, стараясь держаться вне поля зрения наблюдателей с судна, как над водой прокатился грохот пушечного выстрела и на носу «Дракона» возникло облачко белого дыма; приглядевшись повнимательнее, я заметил суматоху на его палубе, затем на воду была спущена лодка и семь или восемь человек спрыгнули в нее. Я замешкался лишь для того, чтобы проследить, куда они намерены направиться, и убедившись, что лодка пошла в сторону испанского поселка, снова нырнул в лес и напрямик, через заросли, поспешил в сторону асфальтового озера, решив сократить расстояние, так как, по моим наблюдениям, береговая линия сильно уклонялась к западу.

Очень скоро, несмотря на тень от деревьев, в лесу стало нестерпимо жарко и душно; местами мне приходилось расчищать дорогу своим кинжалом, к счастью, оказавшимся довольно острым, и ближе к полудню я был уже настолько измучен, что пожалел о своем решении идти напрямик, а не придерживаться берега, хоть путь в том варианте казался мне более долгим и не обеспечивал надежного укрытия. Достигнув места, где деревья росли пореже, а жесткая трава сплошным ковром покрывала поляну, я опустился на землю, предварительно Убедившись в отсутствии змей, и затянул пояс еще на одну дырочку, чтобы приглушить чувство голода. В лесу все было спокойно, царила мертвая тишина, так как в здешних краях люди, животные и насекомые вынуждены прятаться в тени и отдыхать, спасаясь от нестерпимого зноя, когда обжигающие солнечные лучи отвесно падают на лес и море, горы и долины Спустя час немного посвежело, и я, поднявшись, снова отправился в свой нелегкий путь; но, несмотря на то что лес теперь значительно поредел и не был больше таким труднопроходимым, я внезапно остановился и настороженно прислушался. Панический страх охватил меня, и я бросился бежать напролом, не разбирая дороги, спотыкаясь и падая, царапая себе лицо и руки об острые ветки и колючки кустарника, задыхаясь и обливаясь потом, но не замечая ничего этого, потому что далеко позади себя я. услышал глухой и прерывистый лай собаки и вспомнил слова сэра Джаспера об испанских приятелях Неда Солткомба.

Я на чем свет стоит проклинал себя за беспечность, которую допустил, позволив себе спать и отдыхать в холодке, поскольку теперь у меня не оставалось сомнений в том, что по моему следу пустили собак, как это делают в Санто-Доминго, когда устраивают травлю индейцев, и я понял, какую лютую ненависть должен был испытывать ко мне Нед Солткомб, если решил затравить меня собаками в таком месте. И вновь долгий собачий вой донесся до моего слуха, столь же отдаленный, казалось, как и прежде, и я снова пустился бежать, измученный, в разорванной одежде, с исцарапанными руками, в тщетной надежде натолкнуться на какой-нибудь ручей или речку, где бы я мог сбить своих преследователей со следа, ломая себе голову над вопросом, далеко ли еще до асфальтового озера.

Когда вторая собака подала голос, я понял, что они меня настигают, но, как я ни старался, как ни напрягал силы, время от времени мне приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание и немного прийти в себя. Положение мое было отчаянным, ибо даже если бы мне удалось достичь якорной стоянки у озера, то шансы встретить там какое-нибудь судно были минимальными, а если бы оно там и находилось, то могло оказаться испанским, что, в общем-то, лишь усугубило бы дело.

Подумав обо всем этом и чувствуя резкую боль в левой стороне груди, я совсем уже было решил остановиться и принять смерть в честном бою, но потом вспомнил о том, что сэр Джаспер надеется на меня, и, крепко стиснув зубы, сжав кулаки и задыхаясь, снова опрометью бросился напролом через кусты, разгоняя всякую мелкую живность, в ужасе разбегавшуюся от меня в разные стороны, и спугивая стаи крикливых птиц с ярким цветным оперением. То и дело я спотыкался о корни и ползучие стебли лиан, падал, больше всего на свете мечтая остаться лежать и немного отдохнуть, но хриплый лай одной из собак — насколько я сумел определить по голосам, их было двое, — снова заставлял меня подниматься и, едва держась на ногах, продолжать эту бешеную гонку. Несмотря на все мои усилия, однако, продвигался вперед я чересчур медленно, и встреча моя с собакой являлась, в сущности, вопросом времени. Очень скоро я понял, что было бы разумнее остановиться, передохнуть и сберечь силы перед неизбежной схваткой; увидев у себя над головой толстую ветку большого дерева, пересекавшую мне дорогу, я подпрыгнул, ухватился за нее, подтянулся и, добравшись по ветке до ствола, уселся на развилке, надеясь таким образом сбить собаку со следа.