Благодаря последнему обстоятельству в Пляцувку панна Доминика отправилась не совсем голодной, хотя и потрясенной до глубины души. Оставаться после такого в Варшаве она не пожелала, настояла на том, чтобы немедленно ехать вон из столицы, быстро собрала вещички, сжав губы и дрожа всем телом битый час прождала, пока не запрягли лошадей, и отбыла. Хорошо, что дорога долгая, постепенно экономка пришла в себя, но и в Пляцувке первое время плохо спала по ночам.

Приехав, она столь рьяно взялась за дело, что в кратчайший срок придала имению образцовый вид, подобрала прислугу и такой порядок навела, что в последующие полвека не возникло никакой необходимости даже в малейших поправках. У Матильды не было ни единого шанса вновь отправить туда экономку. Вот почему ремонт в Блендове проходил под бдительным оком панны Доминики, прочно укоренившейся в поместье и еще многие годы с ужасом вспоминавшей фривольные сценки из столичной жизни.

5 февраля 1894 года

Не слишком ли рано кузина Матильда младшую дочь в свет вывозит? Слухи до меня дошли через дворовых, а они от купцов еврейских узнали, что Зосенька начала на балах плясать. И неведомо, чьи платья наряднее, – Зосенькины или ее мамаши. Кузина Матильда туалеты привезла из Парижа, где кузен Матеуш имел большие успехи по лошадиной части. Представляю, что должно в этом Париже делаться, коли я и варшавских бесстыдств до сих пор не могу забыть.

Сегодня утром пан Пукельник попросился погостить, на что я с охотой согласилась. Ничего удивительного, что лошадьми кузена Матеуша интересуется, они на весь свет теперь прославлены. А поскольку он намеревается собственные конюшни завести, то и хочет лучших производителей иметь. Мода ныне пошла на бега лошадиные. Вот того только понять не могу, отчего кузен Матеуш ему никак продать коней не соглашается, другим же продает с охотой. Аглицкую породу пан Пукельник не желает, ему наши, польские, милее.

Отужинавши, до позднего вечера приятную беседу с ним вела, вспоминая бесстыжих девок в варшавском ресторане. Пан Пукельник мне терпеливо разъяснил, что по всей Европе такие «кабареты» понаделаны, а танцовщицы не всегда девки беспутные, бывают и добродетельные девицы. Распутными же притворяются на потребу публике, за деньги, ведь такой танцорке случается и мать старую содержать, и меньших братьев-сестер. И хотя пани Клементина мне то же говорила, просто не хочется верить.

Весьма огорчился пан Пукельник, узнав, что в Пляцувке кузен Матеуш выводит только рабочих лошадей, даже верить мне не хотел. Предложила ему самому убедиться, до чего хороши наши рабочие лошади, может, увидев, и на них польстится? На ужин же велела я испечь пирог большой с грибной да мясной начинкой, и тот пирог пан Пукельник много хвалил.

У Юстины мелькнула мысль – хорошо, что Матильда была не знакома с записями своей экономки, ее бы кондрашка хватил при известии, что та привечала негодяя Пукельника, наверняка ничего не зная о его криминальном прошлом.

14 февраля

Страшную историю я услышала, записать бы, пока не запамятовала. Как морозы ослабли, приволоклась к нам старая нищенка Зенобия из Груйца и рассказала о страшном преступлении, как жена мужу голову топором отрубила. Муж у нее был горький пьяница и бездельник, бил ее почем зря, безо всякой ее вины, она же день и ночь работала, чтобы семью прокормить, трое малых деток. И все терпела, сердечная. А уж как младшего сыночка муж-изверг чуть до смерти не убил и руку ему сломал, не выдержала, несчастная. Подождала, пока изверг заснет с перепою мертвецким сном, деток к соседям отправила, сама же ему голову и отрубила. И писать-то о таком страшно! Затем все чисто прибрала в хате, покойника аккуратно уложила и голову приставила, не заметить, что отрезанная. Хотела его похоронить, дескать, с перепою скончался. А как в гроб-то класть стали, голова и отвалилась. И все об убийстве узнали.

В Груйце чуть не война началась, одни ее сторону держали, другие требуют наказания для убийцы. И хотя покойник человек совсем никудышный, убийство – великий грех. Жандармы ее забрали, дети одни остались. Старшей девочке всего четырнадцать, а сынки и вовсе малые. Груец до сих пор шумит.

3 марта

Кузина Матильда спит и видит, как бы мне работы прибавить, вроде ее у меня и без того мало. Человека какого-то из Варшавы прислала, весь дом задумала переделывать и новомодные удобства вводить. Вверх дном все перевернут! Уже тот человек с Польдиком и стены обстукивает, и покои осматривает, и все промеряет да записывает. Я было поинтересовалась, что за удобства, да не все поняла. О водопроводе и канализации слышала, это еще понять можно, а вот вещи какой-то невиданной, электрикой называется, никак в толк не возьму. Только то поняла, что электрика эта свет дает, так ведь у нас и без того ламп да свечей без счета. А тут Пасха на носу, ежегодную общую уборку проводить в доме надобно, я уж и шторы велела поснимать, вот и не знаю теперь – делать ли уборку. Коли перестройку начнут, вся уборка псу под хвост пойдет.

И далее многие страницы были заполнены причитаниями и горячей критикой новомодных удобств. Досталось и соседям-помещикам, которые поддержали кузину Матильду в ее безумном предприятии, а Доминика уж было понадеялась, что кузина обанкротится и придет конец ее выдумкам. Выдумки-то и впрямь несусветные, кто это видел, чтобы щелкнуть штуковиной какой-то на стене и сам собой свет в люстре зажигался? Или вода в ванной комнате из стены лилась?

Ну и совсем уж интимные помещения, из которых больше ничего выносить не требуется, само собой все куда-то девается. Панну Доминику последнее обстоятельство чрезвычайно озадачило, и хотя она видела многочисленные трубы собственными глазами, как-то эти факты не способна была связать.

Единственное, что оказалось доступно ее пониманию, так это объяснение, откуда бралась горячая вода. Могучий бойлер в кухне говорил сам за себя, под ним горел всем понятный огонь, мог хоть кипяток производить. И печки в ванных – тоже вещь понятная, в печках разжигался огонь, и вода грелась, разжигались же они очень легко. Тяга в них была потрясающая, а топились чем угодно, никакого особенного топлива не требовали.

До центрального отопления Матильда так и не поднялась, но и без него в ее блендовском доме цивилизация просто потрясала. А панну Доминику так захватили все эти достижения цивилизации, что генеральной перестройки библиотеки она просто не заметила. Этим в основном занимался уже упомянутый немец с каким-то своим помощником. А кроме того, приходилось кормить всех строителей и мастеров, и это оказалось непростым делом, поскольку в кухне все время царил хаос. Разгневанная экономка как-то даже осмелилась, невзирая на всю свою кротость, иронически поинтересоваться у хозяйки, затеявшей это столпотворение, уж не на костре ли ей готовить пищу? Разжечь на лужайке перед домом и котел повесить? Или, еще лучше, картошку печь на костре – просто и вкусно.

Продолжался весь этот ужас до самой зимы. Единственным утешением для панны Доминики было то, что из-за нововведений не пришлось заниматься сухим вареньем, разоренная кухня сделала это совершенно невозможным. К сожалению, кузина Матильда не очень из-за сухого варенья огорчалась.