Олег думал, что Сергей останется на станции – в метро у него никого нет, податься тоже некуда. К тому же выяснилось, что Вильдер – врач, а эта профессия в нынешних условиях в большом почете.

– Завтра еще с одним товарищем тебя познакомлю, он из командировки возвращается. Зайду к тебе вместе с ним, хороший человек, я думаю, вы подружитесь. Мы с ним огонь и воду прошли, – сказал он на прощание Сергею, когда покидал подсобку.

Вильдер кивнул.

А ночью он спокойно миновал блокпост в южном туннеле и отправился дальше. Предписаний не выпускать кого-то со станции у постовых не было, поэтому они после дежурных вопросов лишь проводили глазами удаляющегося лысого человека, постепенно растворяющегося в темноте туннеля.

* * *

После случившегося в бункере общество людей казалось Вильдеру чуждым, он стал нелюдимым, неразговорчивым. Он боялся, что приступ может повториться, опасался за окружающих и старался как можно меньше времени проводить среди них. После скитаний он осел в вентиляционной сбойке между станциями Красногвардейская и Алма-Атинская.

По иронии судьбы сбойка находилась недалеко от того места, где в прошлом работал Сергей – Клинической больницы № 83 на Ореховом бульваре. По ответвлениям и коммуникациям можно было выбираться в подвал лечебного учреждения, где был склад – там Сергей доставал медикаменты. К нему стали приходить люди, в особо тяжелых случаях даже вызывали на станции, отправляя за ним гонца на дрезине. За антибиотики и лечение больных люди приносили ему еду, воду и прочие необходимые вещи. Такое положение Сергея устраивало – здесь он был предоставлен самому себе и мог меньше опасаться за других. Молва об одичавшем враче-отшельнике разнеслась далеко.

За три года события той ночи в бункере немного стерлись в памяти, Вильдер переосмыслил случившееся и даже в чем-то оправдал себя. Пришлось примириться с самим собой, как-то подавить чувство вины за жуткую смерть жителей бункера.

И вот настал день, когда все снова перевернулось с ног на голову. Сидя в своей сбойке, он вдруг услышал шум в туннеле. Кто-то стремительно приближался, пытаясь сбежать от разъярившейся огромной лягушки.

Пал Палыч наотрез отказался покидать бункер, несмотря на уговоры.

– Не пойду, – твердил он, – я здесь нужнее.

И Немов с Мишей сдались, оставив бородатого в покое. Тем более, до метро еще нужно было добраться живыми, а этого сталкерам никто гарантировать не мог. Найденная схема давала надежду, но кто знает, что там изменилось за последние двадцать лет. Может, все ходы уже завалены.

Приближалась ночь – время выхода. Скоро они узнают, стоила ли их экспедиция принесенных жертв. Не являлась ли она от начала до конца большой ошибкой? Удивительно, но с начала экспедиции прошло неполных двое суток, а столько всего случилось. Мишу уже не пугал предстоящий выход на поверхность, чувства притупились, он лишь испытывал беспокойство за Немова, Данилова и успех мероприятия в целом. Испытания закалили его дух – он видел ужасных монстров, смерть товарищей, предательство человека, которому безоговорочно верил. И в голове не укладывалось, зачем Вильдер спас его тогда, возле Царицынского дворца, не дал наваждению погубить его. Мотивы поступков Сергея ускользали от Миши, было в этом что-то нелогичное. Но что – понять парень не мог. Как будто в Сергее боролись две разные силы, попеременно одерживая над ним верх. Предатель мертв, ответа они уже не узнают. Следовало подумать о живых.

Подошел Данилов, положил руку на плечо Мише.

– Ну как, держишься? Готов к еще одному броску?

– Готов, – просто ответил парень. Он выдержит ради родной станции, ради себя, ради всех живых. А если будет необходимо – повторит все снова. Лишь бы обошлось без человеческих жертв.

– Слушай, Миш, а Сергей тебе что-нибудь рассказывал о своей жизни? – Данилов старался не смотреть в глаза парню.

– Да ничего особенного, кроме того, что жил в бункере после Катастрофы, а потом попал в метро.

– Все пытаюсь понять, что сподвигло его на предательство, почему он так поступил, – немного поспешнее, чем надо, сказал Иван.

Миша пожал плечами.

– Этого мы уже не узнаем.

– Да уж, какая муха его укусила?

* * *

Что чувствуют, когда теряют врага? Торжество, удовлетворение? Что чувствуют, когда теряют друга? А если этого друга ты однажды уже потерял? А если этот друг теперь твой враг? И такое возможно. Данилов чувствовал злость. Она не нашла выхода и теперь сидела внутри, отравляя ядом тело. Вроде бы Вильдер не успел ничего рассказать Мише. Сейчас лишние проблемы ему ни к чему, он еще не решил, что делать с новообретенным сыном, нужна ли ему обуза. Хотя из парня выйдет толк, он это чувствовал. Трудности закаляют. А с такими испытаниями, которые выпали на их долю, не каждый новичок справится. «В отца, наверное, пошел», – вдруг не без гордости подумал он.

Итак, в ближайших планах – добраться до ангара без потерь. Любая потеря сейчас критична, их всего трое осталось. Осмотреть дирижабль, если он там есть, сделать выводы. А потом без помощи ореховцев не обойтись. Рабочие руки будут нужны, если придется приводить летательный аппарат в порядок. Тут-то им и пригодится найденный план подземных коммуникаций. Если все выгорит – обратный путь будет проще. По крайней, мере, на это очень хотелось надеяться. В туннеле или коллекторе есть всего два направления, откуда они могут подвергнуться атаке. И за небом не надо приглядывать. Правда, и путей отступления тоже меньше, но людям, прожившим двадцать лет под землей, теперь в тесноватых коридорах как-то поуютнее будет – отвыкли они от необъятных просторов.

«А ведь если все получится, то это только начало большого путешествия», – думал Данилов. Он еще не заглядывал так далеко – что будет после того, как они поднимут дирижабль в воздух. А ведь это будет непросто осуществить. Взять хотя бы навигацию – другого ориентира, кроме как солнце, Иван придумать не мог. Но днем передвигаться невозможно, слишком яркое солнце. А по звездам ночью – не вариант, нет среди них даже любителя-астронома. Да и облачность может основательно подпортить ориентиры. Днем одновременно и проще, и сложнее.

Иван снова взглянул на сидящего рядом Мишу. Ну хорошо, допустим, Наташа тогда не обманула, когда пришла к нему на Печатники, и это действительно его сын. Данилов вспомнил истерзанное монстрами тело молодой еще женщины, ее слова – слова умирающей. Вот только чужой он все равно – не рос на глазах отца, не воспитывался под его присмотром. Тогда ему не нужен был «балласт». Сейчас сын уже взрослый, сможет прожить и сам. В этом мире чем меньше ты привязан к людям, тем проще перенести их потерю.

Раздумья прервал Немов, войдя в комнату.

– Ну что, будем собираться? Судя по часам, снаружи уже стемнело.

* * *

Ступеньки предательски подвели. Уже почти преодолев лестницу, Вильдер понял, что допустил ошибку. На улице был день, глаза, привычные к сумраку, слезились, и видно было плохо. Ступая вслепую, Сергей шел дальше. Обратного пути не было. Сзади Немов с товарищами, которые четвертуют его за преступления. И Данилов не упустит возможности разделаться с ним. По сути, единственный выход – наверх. Вильдер все опасался, что снизу окрикнут его или грянет выстрел без предупреждения. А потому слишком поторопился с очередной ступенькой. Под его весом потрескавшийся бетон осыпался, и Сергей не сумел удержать равновесия. Его ноги поехали назад, и он со всей дури приложился лбом об лестницу. Клацнули зубы, из глаз посыпались искры, от боли Вильдер застонал, схватившись за голову. Злобно выругавшись, Сергей ударил по ступенькам кулаком. К головной боли прибавилась еще и боль в руке. Вильдер в порыве чувств сорвал противогаз и отшвырнул его со злостью. По лицу текла кровь, сильно саднила разбитая бровь. Он с ненавистью подумал о сталкерах в бункере – это они во всем виноваты. Из-за них он вынужден терпеть все это. В дневном свете было трудно что-то различить. «Нет, просто так не сдамся, это было бы слишком просто для вас». Сергей собрал волю в кулак; он еще поборется.