Ковер от-стены-до-стены стоит свернутым возле одной из стен, ожидая, когда соберут дом. Мебель и матрасы стоят вокруг, покрытые защищающими от грязи тонкими пластиковыми чехлами. Кухонные шкафы все залеплены скотчем.

Фертилити щелкает выключателем люстры в гостиной комнате. Ничего не происходит.

«И еще не ходите в туалет, — говорит Адам, — а то мы будем жить со всеми вашими делами до самого конца пути».

Неон со стоянки грузовиков и фары с шоссе просвечивают через Французские двери, когда мы сидим вокруг стола из кленовой фанеры и поедаем жареную курицу.

В нашем куске разрезанного дома есть одна спальня, гостиная, кухня, столовая и половина ванной.

Если мы доедем до Далласа, говорит нам Адам, мы сможем перебраться в дом, направляющийся по 35-му Межрегиональному в Оклахому. Затем мы можем перехватить дома на 35-м Межрегиональном, следующие в Канзас. Затем на север По 135-му Межрегиональному в Канзас и на запад по 70-му Межрегиональному в Денвер. В Колорадо мы поймаем дом, следующий на северо-восток по 76-му Межрегиональному и поедем в нем до поворота на 80-е Межрегиональное в Небраску.

Небраска?

Адам смотрит на меня и говорит: «Да. Наши старые добрые земли, твои и мои», — говорит он со ртом, полным пережеванной жареной курицей.

Почему Небраска?

«Чтобы попасть в Канаду, — Адам говорит это и смотрит на Фертилити, которая смотрит на свою еду. — Мы поедем по 80-му Межрегиональному и 29-му Межрегиональному через штат к границе Айовы. Затем мы просто проследуем на север по 29-му через Южную Дакоту и Северную Дакоту, все время в Канаду».

«Прямиком в Канаду,» — говорит Фертилити и улыбается мне, что выглядит фальшиво, потому что Фертилити никогда не улыбается.

Когда мы пожелали друг другу спокойной ночи, Фертилити взяла матрас из спальни. Адам заснул на одном из крыльев секционной диванной группы, обитой синим вельветом.

Среди синих вельветовых подушек он смотрится как мертвец в гробу.

Долгое время я не мог заснуть, лежа на другом крыле диванной группы и вспоминая людей, которых я пережил. Брат Фертилити, Тревор. Соц.работница. Агент. Вся моя мертвая семья. Почти вся мертвая.

Адам храпит, а рядом дизельный двигатель возвращается к жизни.

Мне интересно, как там в Канаде, и сможет ли побег всё решить. Лежа здесь, в васильково-синей темноте, мне кажется, что побег — это всего лишь еще одно исправление исправления исправления исправления исправления какой-то проблемы, которую я не могу вспомнить.

Весь дом дрожит. Люстра качается. Листья шелковых папоротников в их плетеных корзинах вибрируют. Тишина.

Снаружи пластика мир начинает двигаться, скользя быстрее и быстрее, а затем вообще стирается.

И я засыпаю.

Наш второй день в дороге, мои зубы стали унылыми и желтыми. Снизился тонус мышц. Я не могу прожить жизнь брюнетом. Мне нужно немного времени, всего минуту, всего тридцать секунд побыть в лучах прожекторов.

Не важно, сколько я усилий прилагаю, чтобы скрыть это. Кусочек за кусочком, я начинаю разрушаться.

Мы в Далласе, Техас, рассматриваем половину Виллы Уилмингтонов с ложными черепичными противовершинами и биде в хозяйской ванной. Хозяйской спальни в ней нет, но есть прачечная со стиральными машинами и сушилкой. Конечно же, там нет ни воды, ни электричества, ни телефона. Там есть кухонные приборы цвета миндаля. Там нет камина, но в столовой висят шторы до пола.

Это после того, как мы увидели больше домов, чем я могу запомнить. Дома с газовыми каминами. Дома с Французской Провинциальной мебелью, большими стеклянными столами для кофе и направленным освещением.

Это на фоне красно-золотого заката на горизонте техасской равнины, на стоянке грузовиков на границе Далласа. Я хотел ехать в доме, у которого отдельные спальни для каждого из нас, но нет кухни. Адам хотел дом, в котором только две спальни, кухня, но нет ванной.

Наше время почти вышло. Солнце почти село, и водители собирались начать свой ночной путь.

Моя кожа чувствовала холод и покрывалась потом. Весь я, даже светлые корни моих волос, болели. Прямо там, на песке, я зачал делать зарядку посреди стоянки. Я лег на спину и начал качать пресс с интенсивностью конвульсий.

Подкожный жир уже нарастал. Мои брюшные мускулы исчезали. Мои грудные мускулы начали оседать. Мне была нужна косметика, имитирующая загар. Мне нужно было поваляться немного под искусственным солнцем.

Всего пять минут, молю я Адама и Фертилити. Перед тем, как мы снова тронемся в путь, просто дайте мне полежать десять минут в кровати для загорания Вульфа.

«Нельзя, маленький брат, — говорит Адам. — ФБР будет следить за каждым спортзалом и каждым салоном загара и магазином здоровой пищи на Среднем Западе».

Всего через два дня я был болен от дерьмовой глубоко-прожаренной пищи, которую готовили на стоянках грузовиков. Я хотел сельдерей. Я хотел бобы мун. Я хотел грубую пищу и овсяные отруби и неочищенный рис и диуретики.

«Что я тебе говорила, — говорит Фертилити, гладя на Адама, — оно началось. Нам надо было запереть его где-нибудь, связанным. У него начинается Синдром Исчезновения Внимания».

Они вдвоем затащили меня в Дом Элегантности, когда водитель уже приводил грузовик в движение. Они втолкнули меня в заднюю спальню, где были лишь голый матрас и огромный Средиземноморский туалетный столик с большим зеркалом над ним. За дверью спальни я мог слышать, как они нагромождали Средиземноморскую мебель, диванные группы и концевые столики, лампы, сделанные, чтобы выглядеть как старые винные бутылки, развлекательные центры и барные стулья вокруг двери спальни.

Техас быстро проносится за окном спальни. Подсвеченная надпись пролетает мимо окна, говоря: Оклахома Сити, 250 миль. Вся комната дрожит. Стены оклеены маленькими желтыми цветочками, вибрирующими так быстро, что у меня появляется морская болезнь. Куда бы я ни пошел в этой спальне, я все время вижу себя в зеркале.

Без ультрафиолета моя кожа становится обычного белого цвета. Может, это всего лишь мое воображение, но одна из моих шапок держится на мне свободно. Я пытаюсь не паниковать.

Я срываю рубашку и исследую себя на предмет повреждений. Я стою боком и прощупываю свой живот. Мне действительно нужен заряженный шприц с Дюратестоном прямо сейчас. Или с Анваром. Или с Дека-Дюраболином. Из-за нового цвета волос я выгляжу размытым. Моя последняя операция на веке не состоялась, и уже показываются мешки под глазами. Корни моих волос держатся свободно. Я начинаю рассматривать в зеркале, не выросли ли у меня волосы на спине.

Знак пролетает в окне, сообщая: Софт Шолдерз.

Остаток косметики, имитирующей загар, запекся в уголках моих глаз и в морщинах вокруг рта и поперек лба.