Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На несколько минут я теряю связь с блондинчиком и полностью отдаюсь созерцанию зыбкой реальности.
Роззи! Она действительно здесь! На ней вечный белый передник, а в руках поварёшка. Вот только талия у самой замечательной кухарки заметно тоньше нынешнего, да и лицо действительно моложе.
Увидав их светлость, повелительница скалок охает и взмахивает руками.
— Почему же нас не предупредили! — восклицает она.
Дантос делает неясный жест рукой, как бы обрывая тему. Спрашивает сам:
— Есть что перекусить?
Вопрос, в общем-то, оскорбительный, но добродушная Роззи не обижается. Ограничившись выразительным взглядом, сообщает, что готова подать ужин буквально через пять минут. И тут же уточняет — где их светлость кушать изволят? В столовой или у себя?
— Здесь поем, — отвечает блондинчик, чтобы решительно направиться в дальний угол. Туда, где стоит большой стол, за которым обычно прислуга трапезничает.
Я искренне удивляюсь, зато Роззи воспринимает происходящее как нечто вполне обычное. Только в уголках губ замирает горечь, а во взгляде толика сочувствия мелькает.
Когда перед Дантосом появляется доска с нарезанным хлебом и ломтиками мяса, а следом огромная тарелка наваристого супа, я свою самостоятельность утрачиваю. Снова превращаюсь в блондинчика, который…
Ест! То есть сидит и, махнув рукой на всякие манеры, быстро уминает вкусное варево. Так, будто его неделю не кормили! А может, даже две.
При том, что мы с Даном одно целое, становится смешно до невозможности. Просто я слишком отчётливо ощущаю его аппетит и слышу, как трещит за аристократическими ушами.
Чуть позже в кухне появляется Жакар. Он, как и Роззи, моложе и стройней, но смысл не в этом. Смысл в том, что столичный мажордом очень прибытию нашей светлости радуется. Принимается расспрашивать, рассказывать какие-то новости и всячески создавать ощущение, что тот не куда-нибудь, а домой вернулся.
Дантос эту искренность ценит, но на кухне всё-таки не задерживается. Он улыбается Жакару и устремляется к себе.
Идёт. Идёт по знакомому хозяйственному коридору, выходит в не менее знакомый холл, преодолев который оказывается на лестнице.
Идёт.
Поднимается выше и выше, но, несмотря на острое желание оказаться в своих комнатах, не торопится. С появлением регента этот замок стал почти чужим, но какие-то отголоски памяти остались, Дантос хочет ими насладиться.
Идёт. Минует второй этаж, выходит на площадку третьего… и вот тут вздрагивает и едва сдерживает желание выругаться. Просто перед ним, словно из ниоткуда, девушка возникает. Невысокая, пухленькая шатенка в очень ярком платье. И с не менее яркой улыбкой на губах.
— Оу! Дантос! — визгливо восклицает она. — Вы вернулись!
— Здравствуйте, Мари, — после паузы отзывается Дан. Кивает, а вот протянутую для поцелуя руку старательно игнорирует.
Ну а в том, что касается меня…
Бешусь!
Вспыхиваю мгновенно и начинаю истово рычать. И мне глубоко плевать, что дело происходит во сне, а сам сон — явно отголосок прошлого.
Дайте мне эту Мари! Эту, как когда-то иронически выразился Дан, «правильную девушку»! Я ей все волосёнки повыдёргиваю! И глаза, которыми смеет на моего блондинчика таращиться, выцарапаю! И руку, которую она к нему тянет, оторву!
Угу, бешусь.
А Дантос тем временем огибает потенциальную невесту и идёт дальше. Вот теперь спешит. Буквально несётся по коридору.
Потом вваливается в покои — не те, в которых обитает сейчас, а в другие, попроще и расположенные чуть дальше. Запирает входную дверь и, пройдя до спальни, устало падает на кровать.
Он тоже бесится. Но не так сильно, как я. А чуть позже, когда волна эмоций отступает, поднимается с кровати и отправляется на поиски дорожной сумки — её в покои слуга отнёс.
Дан желает откупорить купленную в трактире бутылку вина. Пить вино из здешних погребов их светлость опасается. Да и кушанья, если они не лично Роззи поданы, всякий раз амулетом проверяет. Чтобы убедиться в отсутствии яда…
И это не паранойя, а вполне здравая позиция. Жизнь уже доказала, что от регента можно ожидать всякого. Видимо, неспроста того Гнитисом назвали.
Прежде чем Дантос находит сумку, картинка меняется. Я опять он — ну то есть блондинчик, будущий герцог Кернский.
Я чуть-чуть, самую малость, пьяна и, вопреки всякой логике, счастлива. Только понять, что конкретно доставляет мне такую радость, получается не сразу.
Сперва приходит знание — в моём кармане лежит некая очень ценная бумага. Нет, не вексель! И даже не письмо! Это листок, на котором я записал кое-что предельно личное. Но главная соль в том, что это личное немыслимо и волшебно.
Оно не укладывается в рамки моего мира! Оно окрыляет сердце и душу! Причём окрыляет настолько, что оставить эту бумагу в банальном сейфе не могу. Мысленно посмеиваясь над собой, я несу её в свой самый секретный тайник. В тот, где хранятся самые важные сокровища.
Да, я уже не мальчишка! И в чудеса совсем не верю… Но иррациональное желание сильнее здравого смысла — мне кажется, что если спрячу листок там, то слова предсказания непременно сбудутся и я обрету всё то, о чём говорила старуха.
Поэтому… иду.
А точнее — крадусь в ночи по собственному замку.
Временами спотыкаюсь, поминаю крепким словом царящую вокруг темноту, но отказываться от затеи не собираюсь.
Я миную жилой этаж и несколько лестничных пролётов. Прохожу ещё одним очень знакомым коридором и оказываюсь на чердачной лестнице. У меня есть собственный ключ, поэтому проблем с проникновением не возникает. Я отпираю замок и делаю шаг во тьму.
Секунда, и прозорливо прихваченный фонарь вспыхивает магическим светом. А я непроизвольно морщусь, отмечая, что хлама за последнее время прибавилось.
Взгляд сам устремляется к составленным у стены портретам, а губы кривятся в горькой усмешке. В детстве я каждый день пробирался сюда и сидел у списанных в утиль полотен. Собственно, ради того, чтобы приходить к картинам, и обзавёлся личным ключом от чердака.
И здесь же находится мой самый секретный тайник. Я сделал его после того, как люди регента вскрыли все тайники, расположенные в моей детской. Когда-то давно, отдирая одну из почерневших от времени досок, я свято верил — этот тайник не найдёт и не вскроет никто! Его будут защищать мои почившие предки. Ведь не зря их портреты теперь тут, в этой пыльной темноте.
Смешно, но место это действительно не обнаружили. Ни тогда, ни теперь! Мне оставалось только перешагнуть через хлам, присесть на корточки и прокрутить кривой гвоздь, который доску придерживал.
Потом улыбнуться сломанному кинжалу, оловянному солдатику и капсуле с забальзамированной лягушкой и, вытащив из внутреннего кармана листок, аккуратно добавить его к этим нехитрым сокровищам.