– По крайней мере на высоту одной агибубы, – ехидно вставил я.

Хэхэльф укоризненно покачал головой, потом и сам улыбнулся краешком рта и продолжил:

– На бунабском языке этот праздник называется Исма-Иба. Раз в год, когда начинает дуть веселый ветер Агимэу, придающий людям такую бодрость, что никому даже спать не хочется в течение тех десяти дней, пока он дует, сюда, на скалу Агибубу съезжаются чуть ли не все жители Хоя. Дома остаются только старики, которым уже не хочется путешествовать, маленькие дети, которые еще не настолько сообразительны, чтобы принимать участие в празднике, и некоторые рабы, чтобы ухаживать за теми и за другими и поддерживать порядок в доме. В свое время Варабайба придумал этот праздник после того, как окончательно убедился, что люди его народа чрезвычайно воинственны. По крайней мере, теперь у него есть гарантия, что любая война, которая может завязаться на острове, не продлится больше года: в назначенное время враги спрячут оружие в кладовые и начнут собираться на Исма-Иба. Если бы не этот праздник, ветер взбодрил бы враждующих, и война могла бы вспыхнуть с новой силой. А во время Исма-Иба воевать никто не станет. Расчет еще и на то, что в ходе праздника враги обычно успевают помириться. Если они не сделают это добровольно, Варабайба им непременно поможет.

– Просто Олимпийские игры какие-то, – усмехнулся я. – Извини, Хэхэльф. Продолжай, пожалуйста.

– Ничего страшного. В отличие от моих приятелей бунаба, я не стану развязывать войну из-за такого пустяка.

– А чем они здесь занимаются? – с любопытством спросил я. – Просто пируют и слушают музыку?

– И это тоже, конечно. Какой же праздник без пира и музыкантов? Но это далеко не все. Самый большой ежегодный торг тоже происходит здесь. И собрание Бубафэров – выборных старейшин всего Хоя. Их всегда выбирают исключительно из зажиточных хозяев куса-баса, поскольку считается, что, в отличие от ндана-акус и прочей знати, куса-баса – люди солидные и с правильным мнением, то есть прагматичные и миролюбивые. Они никогда не станут поднимать шум из-за ерунды. И еще здесь происходит множество состязаний. Варабайба решил, что если уж его людям так хочется постоянно выяснять, кто лучше, следует делать это во время игры, а не на поле боя.

«Точно Олимпийские игры! – подумал я. – Наверняка Варабайба был дружен с Пьером де Кубертеном. Или, чего доброго, с его античными предшественниками».

– А что это за соревнования? – спросил я, уже ожидая услышать: «Кулачный бой, бег, фехтование…» Но действительность превзошла мои ожидания.

– Всего не упомнишь, конечно, – Хэхэльф наморщил лоб, вспоминая. – Ну вот, например, игра кедыбау – это бег наперегонки вниз с горы, причем очень важно, чтобы с бегуна не свалилась его агибуба. Потом фейзы – состязание певцов. Это, скажу я тебе, воистину замечательное событие. Концерт на пиру у ндана-акусы ни в какое сравнение не идет. хотя он тоже был на редкость хорош. Ну, еще есть прыжки через абубылов – зря смеешься, Ронхул, не так уж это просто: сам видишь, какие они большие и толстые! Еще, припоминаю, была особого рода игра с агибубами, с очень сложными правилами, я и сам не понял, что там к чему… И еще есть соревнование: кто первым съест большую умалу. Замечу, что умала, если ее не срывать, может вымахать размером с самого толстого кырба-ате, а для праздника только такую и выращивают.

– Какой замечательный вид спорта! А еще?

– Ну, всякие воинские состязания со специальным праздничным оружием, которое не может нанести противнику серьезного ущерба, разве только синяки да шишки, которые быстро заживают. Мужские состязания называются акумагэу, а женские – ажмуна.

– А женщины здесь тоже воюют? – удивился я.

– Еще как! – Хэхэльф удивленно покачал головой. – А с чего ты решил, что женщины не воюют?

– Но ведь среди воинов, которые сопровождают наш отряд, нет женщин, – растерянно объяснил я. – Поэтому я подумал…

– Конечно, нет. Сейчас же мирное время. А женщине в мирное время лучше оружие в руки не давать, а то она быстро позаботится, чтобы война поскорее началась. Думаешь, почему мужчины и женщины состязаются отдельно? Никто не захочет иметь дело с бунабской женщиной, впавшей в боевую ярость! Они, конечно, не такие сильные, как мужчины, но очень ловкие и, самое главное, совершенно беспощадные, даже на праздничных состязаниях. Перед каждым праздником Варабайба сам говорит с женщинами, напоминает им, что все собрались здесь повеселиться, а не убивать друг друга голыми руками… Все равно смотреть страшно!

– Хорошо, что они считают меня уродливым, – усмехнулся я. – Так спокойнее.

– А то! – с энтузиазмом подхватил Хэхэльф. – Думаешь, почему я так и не женился?

* * *

Наши спутники вернулись поздней ночью, вдохновленные общением с Варабайбой. Ламна-ку-аку и его слуги сразу отправились спать, толстый жрец подошел к нам и некоторое время с любопытством меня разглядывал. Потом сказал несколько слов Хэхэльфу и торжественно удалился.

– Говорит, не так ты прост, как ему казалось, – усмехнулся Хэхэльф. – Теперь ты надолго станешь героем длинных историй, которые бунаба любят рассказывать друг другу долгими дождливыми вечерами. И я буду героем этих историй: дескать, вот какого парня привез на Хой Хэхэльф из Инильбы. И ндана-акуса Анабан: вот, мол, как хорошо воспитал ндана-акуса Анабан своего приемыша Хэхэльфа, что однажды Хэхэльф привез на Хой человека, который сумел подружиться с Варабайбой. Ну и наши спутники, разумеется, теперь прославятся на весь Хой, поскольку Варабайба несколько дней ехал рядом с ними на абубыле и ел их пищу, хоть и оставался неузнанным. Все мы вошли в историю, дружище. Забавно, да?

– Забавно. – Я посмотрел на его сонную физиономию и добавил: – Иди спать, Хэхэльф. Тебе же хочется.

– Хочется, – согласился он. – Просто я боюсь, что ты останешься один и снова загрустишь.

– Спасибо, – улыбнулся я. – Но я больше не буду грустить. В любом случае делу это не поможет. Что мне сейчас действительно требуется, так это накрепко вбить в свою башку, что нам предстоит замечательное путешествие и множество веселых приключений. Этим и займусь.

– Договорились, – серьезно кивнул Хэхэльф, поднимаясь, чтобы идти в шатер. – И попробуй немного подремать, хоть на рассвете: завтра целый день ехать.

– Попробую, – пообещал я.

Он пошел спать, а я остался сидеть у костра. Смотрел на огонь, время от времени подкармливал его сухими ветками. Незадолго до рассвета мы с судьбой пришли к джентльменскому соглашению: я с ней, так и быть, смиряюсь – а что еще мне остается? – а она постарается вести себя более-менее прилично, поскольку нельзя же быть такой редкостной стервой и даже не краснеть.

Задремал я только на рассвете рядом с угасающим костром, но это не помешало мне выспаться. Все-таки мне здорово повезло со спутниками: чего бунаба терпеть не могут, так это вскакивать ни свет ни заря.

Мы отправились в путь после полудня. Я искренне наслаждался лесными просторами Хоя, пестрым светом маленьких солнышек, проникающим сквозь темную густую листву высоких деревьев, и отрывистой ритмичной речью своих спутников, в которой теперь то и дело узнавал знакомые слова.