Встречалась она теперь с мужем очень редко. Он проводил в войсках сперва сутки напролет, позже — целые недели. Эл-Ит слышала — но не стала у него выяснять, — что он задумал настоящую войну против Зоны Пять. Если Бен Ата все же появлялся поздним вечером и заваливался к жене в постель, она давала ему понять, что устала, или даже что предпочитает спать на кушетке в своей комнате, из опасения, что у ребенка будет беспокойный сон и он ему помешает. Между ними теперь возникло отчуждение, они чувствовали себя как люди, которых обстоятельства обрекли на совместное пребывание, но твердо решили соблюдать взаимную вежливость.

Эл-Ит даже было не интересно, пользуется ли Дабиб снова благосклонностью ее мужа. Она решила не думать об этом, потому что бесконечно презирала то существо внутри себя, у которого мог возникнуть подобный интерес.

Мальчик рос здоровым и сильным, и мать уже подумывала об отлучении его от груди.

Именно в это время Эл-Ит увидела сон. Как будто она сексуально возбуждает Аруси. Он был одновременно и маленьким мальчиком, и подростком, и молодым человеком, и сон доставил ей неизмеримое удовольствие и ощущение правоты, потому что эти отношения — самые сильные из интимных отношений, какие только можно проявить самым естественным образом. Но одновременно Эл-Ит испытывала во сне сильные сожаления, потому что это действие освобождало сына от нее и он уходил к другим женщинам. И еще она испытала ощущение ответственности, потому что это не был вовсе не позорный проступок, а ритуал и необходимость, одобряемая всеми. Проснувшись, Эл-Ит поняла, насколько огромен контраст между тем миром, в котором для женщины было нормально самой знакомить сына с сексом, и миром этим, где такой акт считался невообразимым, ужасным, безнравственным. И Эл-Ит, казалось, что она бесконечно находилась в каком-то промежуточном мире, где ничто не было реальным, ничто не имело смысла.

Когда она увидела Дабиб — та поднималась по холму из лагерей через кусты, хватаясь за их верхние ветки, чтобы ощутить аромат листьев, то на фоне веселой и энергичной основательности этой женщины Эл-Ит показалась себе извращенкой, ей стало стыдно за свой сон, атмосферу которого она никак не могла отбросить.

Эл-Ит сидела на полу на большой красной подушке, а сын лежал рядом на синей и спал. На лице Дабиб, как обычно, сияла ласковая улыбка — она была искренне рада видеть их обоих. Потом, как всегда зоркая, она заметила, что Эл-Ит чем-то озабочена, и, сложив руки на груди, оперлась с озабоченным видом на центральную колонну: вся ее поза говорила об ожидании приказа и готовности услужить своей королеве.

— Дабиб, — обратилась к ней Эл-Ит, — я видела очень тревожный сон.

— Не беспокойтесь, госпожа, — голос Дабиб был, как обычно, успокаивающим, словно у доброй няни.

— Присядь-ка, Дабиб. Боюсь, ты так никогда и не научишься воспринимать меня как друга, все считаешь себя служанкой?

Дабиб присела на краешек брачного ложа, потому что у нее просто не получалось сидеть на полу.

— Представляешь, мне приснилось, что мой сын вырос, будто ему уже около семи лет. И одновременно младенец. И я — в общем, передо мной стоит задача обучить его сексу. — Эл-Ит напряглась, с трудом выговаривая эти слова. Зоне Четыре свойственно такое ханжество…

Но Дабиб, казалось, восприняла ее слова совершенно спокойно, хотя и нервно взглянула на задернутые портьеры арки, ведущей в апартаменты Бен Ата.

Не раз бывало, что он, неожиданно вернувшись домой, работал над своими военными планами.

Бен Ата действительно заметил Дабиб, когда она поднималась по холму, и слышал, что рассказывала ей Эл-Ит. И теперь он возник в арке и облокотился о притолоку, издали глядя на женщин. На лице его застыло отрешенное выражение.

Дабиб, не скрывая намерения исчезнуть, вскочила с тахты, но Эл-Ит кивнула ей, велев сесть обратно.

— Бен Ата, я видела необычный сон.

— Я это уже слышал.

Бен Ата раздражала дружба жены и любовницы. Он часто сокрушался: надо же было так влипнуть, он вообще-то всегда играл по правилам и соблюдал осторожность. Лучше бы они не были знакомы… не знали бы друг о друге… или пусть бы Эл-Ит устроила сцену и выгнала Дабиб ко всем чертям… да что угодно, только не эта омерзительная женская дружба.

Он обрадовался, когда Дабиб вскочила на ноги и хотела исчезнуть, а равнодушие Эл-Ит — именно так он воспринял ее поведение — казалось ему оскорбительным, неприличным.

И он спросил:

— Ну, Дабиб, что скажешь? У тебя, я вижу, есть ответ!

— Я сама несколько раз видела такой сон, Эл-Ит, — призналась Дабиб, хоть и смущенно.

— Ну-ка, расскажи! — нетерпеливо попросил Бен Ата и покраснел.

Услышав это, Эл-Ит улыбнулась:

— Вот и поймала я тебя, Бен Ата! Значит, не одна я такая извращенная!

— Я же не назвал тебя извращенной. — Он сразу начал защищаться.

Она засмеялась.

— У меня такие сны бывали с каждым сыном, — а у меня их четверо, — продолжала Дабиб, неловко смеясь. — В первый раз я думала, что спятила, а теперь знаю…

— Что знаешь?

— Поговорила с женщинами, оказалось, что все через это прошли. Это снится, когда ребенок еще очень мал, но во сне он может оказаться любого возраста. Обычно лет около семи или двенадцати.

Теперь Бен Ата отошел от арки, ведущей в его апартаменты, прочно задернув на ней портьеры, как бы подчеркивая, где находится граница, и прошелся к аркам, выходящим на лагеря у подножия холма. Там и встал в своей типичной позе: руки заложены за спину, ноги широко расставлены. Весь его вид говорил о том, что он сильно оскорблен, но возражать не намерен, а молча вытерпит.

— Интересно, откуда берутся такие сны?

— Почему вдруг такой вопрос, Эл-Ит?

— Но ведь у тебя, несомненно, в жизни не было подобного опыта, Дабиб, я права?

— Боже, как вы можете такое говорить! Как вы, должно быть, нас всех презираете. — Дабиб не на шутку обиделась.

— Да пошутила я, только и всего.

— Спроси ее, Дабиб, спроси, может, это принято у них в Зоне Три, — посоветовал Бен Ата, все еще стоя к женщинам спиной. Он изо всех сил старался, чтобы его голос звучал добродушно.

Эл-Ит, из жалости к мужу, сказала примиряющим тоном, что пока она не увидела этого сна, ей такая мысль никогда в голову не приходила.

Бен Ата не смог удержать быстрого вздоха облегчения и сменил позу, как будто сбросив с плеч тяжелый груз.

— Надеюсь, ты не вообразил… Ох, Бен Ата, ты меня уже знаешь так давно, а до сих пор способен придумывать про нас самое невообразимое!

— А что тебя удивляет? Я-то не забыл, что ты запросто можешь черт-те что отмочить, и тебе ничуть не будет стыдно, у вас в порядке вещей такое, что я сочту безнравственным. Ну, я-то, понятно, варвар, что с меня взять!