Уже не раз мы говорили, что возникновение небольших групп проповедников Евангелия зависело, видимо, от чистой случайности. Такая группа могла получить признание церкви, стать реформистским орденом или конгрегацией. В противном случае она могла подвергнуться преследованию и со временем стать действительно еретической. Вытесненная на обочину церковной жизни, а иногда и загнанная в подполье, подобная группа могла стать более радикальной и даже отойти от религии. Могла она наладить связь и с каким-нибудь подпольным братством, которые уже существовали по всей Европе.

Святой Франциск Ассизский имеет много почитателей сегодня; среди них есть благочестивые католики, протестанты и нехристиане, которых привлекает его любовь ко всем живым созданиям и его пацифизм. Эти преданные почитатели едва ли имеют представление о том, как близко он приближался к бушевавшему вокруг него пламени, которое поглотило тех, кто стоял к нему ближе всех, его преследуемых друзей и братьев.

Чувство великой радости и внутренней свободы, которое испытала ранняя церковь от осознания того, что она владеет Благой Вестью, и чувство ее связи с воскресшим Господом уже давно уступили место чувствам страха и отчужденности. Люди в своих молитвах уже больше не воздевали рук, обращаясь к Христу, своему восходящему солнцу, но покорно складывали свои руки в позе рабов, рабов Божьих и своего греха. Когда-то священник служил мессу, стоя лицом к людям, являя доказательство своей доступности, теперь он оборачивался к ним спиной и удалялся в алтарь, как в крепость, отделенный от прихожан завесой. И наконец, мессу служили на языке, который никто не понимал. В поисках защиты от греха люди начали поклоняться множеству святых, к которым обращались как к «ближайшим соработникам Бога», народным заступникам, имевшим власть исцелять. Именно через святых угодников люди получали доступ к грозному и всемогущему Богу. Некоторые из них имели мифическое происхождение, другие принадлежали к предкам древних аристократических родов.

Постепенно все труднее становилось обнаружить высшую божественную реальность в совершавшемся таинстве мессы, превратившейся в формальный, чисто внешний обряд. Теперь эту реальность искали во всем таинственном и чудесном. Все это вело к появлению все новых чудес, что подрывало благочестие верующего народа. Настоящая одержимость в их поиске дошла до того, что люди повсюду находили какие-то чудесные явления и рассказывали о своих видениях. Многие из них, несомненно, были любопытными феноменами. Хотя в XII в. страсть к чудесам несколько поутихла, найдя выход в литературе, в частности, в куртуазном романе, в области религии она все еще была сильна. Ранее мы уже обращали внимание на критическое отношение авторов «Романа о Лисе» и «Тристана» к культу чудес.

Необратимые перемены в народном религиозном чувстве имели в основе две важные причины. Во-первых, люди потеряли прямой доступ к Христу; прямой контакт с Ним стал первой и основной привилегией монашества и, во вторую очередь, приходского духовенства, через которое Господь являл себя в таинствах, прежде всего таинстве евхаристии. Священники ежедневно предстояли Христу Царю, великому Властителю Царства Небесного. Во-вторых, наложенное Римско-католической церковью вето на перевод Евангелий и других религиозных текстов на национальные языки было наиболее эффективным средством держать народ на расстоянии вытянутой руки. Греческая православная церковь, которая изначально была миссионерской церковью, придерживалась противоположного мнения и, что делает ей честь, осуществила многочисленные переводы Библии на народные языки: коптский, сирийский, древний латинский, геэз, грузинский, армянский, готский и древнеславянский. Византийские миссионеры уже в VI в. проповедовали среди гуннов на их языке. Римско-католическая церковь вплоть до дня сегодняшнего всегда ревниво сохраняла главенствующую роль латинского языка, как языка священного в противоположность всем остальным. Цена, уплаченная за это, была велика. Не существовало «авторизованного» христианского перевода Библии, который могли бы прочитать берберы, кельты или германские племена. Задача перевода Библии на национальные языки не представила бы трудности для церковных интеллектуалов в Африке, для церкви Тертуллиана и Августина. Но этого сделано не было, и Северная Африка отпала в ислам. Начиная с XII в. латинская церковь начала терять прихожан и целые народы, уходившие в религиозные движения, которые переводили для своих нужд Библию и другую религиозную литературу на свои родные языки. В позднем Средневековье произошло сначала отступничество Англии и Богемии, а немного позднее – Германии.

Движение катаров, которое было наиболее мощным движением в XII–XIII вв., направленным против Римско-католической церкви, унаследовало от Православной церкви и от манихейцев практику проведения евангелизации на национальных языках. Манихейцы были наиболее плодовитыми переводчиками, количество сделанных ими переводов превзошло по объему греческие. В XII в. они продолжили свои труды на Западе; до этого они занимались переводами на азиатские языки, включая китайский.

В XI в., когда народные религиозные движения только зарождались, обвинения в ереси предъявлялись сначала лишь отдельным крестьянам и людям «невежественным», а также некоторым клирикам и дворянам. Например, около 1000 г. возникло дело крестьянина Лётара из Шампани. Возвратившись однажды с полевых работ (возможно, как у Жанны д’Арк, ему было видение), он прогнал из дома жену, разбил на мелкие осколки распятие в церкви, отказался платить десятину и заявил, что он ставит ни во что пророков Ветхого Завета. В 1019 г. в Орлеане объявились еретики с юга Франции, которые сумели привлечь на свою сторону часть дворянства и образованных клириков из окружения французского короля Роберта II Благочестивого (996—1031), который поддержал церковную реформу. Разоблаченные в ереси, они радостно встретили свою смерть 28 декабря 1022 г.; это была первая казнь через сожжение на костре на Западе. Они были уверены, что весь народ Франции, включая короля, вскоре примет их учение.

Около 1028 г. группа крестьян, клириков и дворян, исповедовавших еретические взгляды, укрепились в замке Монфор, расположенном между Турином и Генуей. В этих людях было что-то от спокойной уверенности, присущей францисканцам. Они учили, что Бог Отец – творец всего сущего, что Христос не был Богом, далеким от людей и грозным, но душой человечества, который пребывал в Божьей любви, и что истинное знание и понимание Священного Писания явлено в Святом Духе. Когда им предлагали выбор между крестом и сожжением на костре, они, не колеблясь, выбирали последнее. В церковных хрониках этой эпохи, чьим свидетельствам вполне можно доверять, часто говорилось о радостной готовности еретиков, с какой они шли на казнь. Подобное чувство могло быть только плодом внутренней свободы, когда освобождались из-под гнета глубинные пласты души в результате лично пережитого нового опыта веры. Пьянящее ощущение радости и свободы, характерное для первых францисканцев и иезуитов, имеет в основе тот же опыт.

В XI в. самым могущественным защитником народного религиозного благочестия было само папство. Когда папой становился человек, выражавший передовые взгляды своего времени, его самыми преданными последователями