бы наивно полагать, что они решатся дать показания в то время, как никаких гарантий их безопасности нет. Нашу давнюю просьбу — вывозить всех потерпевших заключенных в другие регионы — законодатель пока не закрепил в соответствующих нормативных актах.

И тем не менее после того, как на основе показаний Покусаева были арестованы двое сотрудников — начальник дневной смены отдела режима и надзора Луковский и его заместитель Бароян, — стали появляться те, кто готов говорить. 24 марта 2022 года дал показания Сергей Зырянов, который все еще в СИЗО № 6.

Зырянова обвинили в том, что это он якобы бросил камень в генерала Сагалакова. Страшная ирония в том, что не меньше 10 человек признались, что бросили этот камень. Прямо камнепад какой-то! Можно себе представить, как были получены показания.

Впрочем, вот рассказ Зырянова:

«11 апреля 2020 года нас завели в каптерку. Полуползком, голова в пол, страшно было смотреть по сторонам. Разработчики материли нас, заставляли писать про ИК № 15. Принесли кабель. Я понял, что нас будут пытать током. Кидали его на спины. От этих ударов (током) трясло.

Потом С. дал бумажку с фамилиями, с кем надо поработать. Там было написано, что я кинул камень в генерала. Я говорил, что это не я. С. и Ц. сделали веревки из простыней. В позе лодочки зафиксировали руки с ногами. Били кабелем и палками по пяткам. Бил С., а Б. все это время стоял рядом, пинал меня, ногой поворачивал голову, чтобы проверить, в сознании ли я. Все это время он щелкал семечки и плевал на меня шелуху.

Потом С. намотал мне кабель на шею и начал орать, что это я осознанно кинул камень в генерала. Я уже задыхался и согласился: "Давай напишу". Меня продолжили бить С. и Ц., а Б. так и стоял у окна и иногда пинал меня, лежачего и связанного. И продолжал щелкать и плевать в меня семечки».

В этом заявлении есть эпизоды, которые мы по этическим соображениям не стали публиковать.

За последние годы я не раз беседовала с жертвами пыток. У людей, которые прошли через них, есть одна особенность: во время воспоминаний они как будто «зависают», при этом взгляд становится стеклянным. Это особенность, свойственная всем, вне зависимости от возраста, социального статуса и образования. В процессе разговора Денис Покусаев вел себя именно так.

— Вы отбывали наказание в той самой ангарской ИК-15, ставшей известной на всю страну из-за беспорядков?

— Да, я был осужден в 2019 году за мошенничество и в декабре попал в колонию в Ангарске.

— Что она из себя представляла до бунта?

— Да обычная колония, не пыточная. Я добросовестно работал на «промке» — то в вагоностроительном цеху, то на свиноферме. Выплачивал иск. Родственники приезжали на свидания. Месяца за три до бунта нам сообщили, что скоро придет новый начальник управления ФСИН Сагалаков и все поменяется. Типа, будьте готовы ко всему. «Кому остался большой срок, крепитесь и терпите». Так было сказано. Накануне приезда Сагалакова начальник колонии Верещак нам, работникам «промки», говорил, что с Сагалаковым ни в коем случае не надо разговаривать. Ну а потом случился бунт.

— Кому он был нужен?

— Мое личное мнение: тем, кто хотел скрыть нарушения, которые были в колонии. Я смотрел потом перечень оборудования и вещей, которые якобы сгорели. Многого из того, что в списке, в действительности вообще не было в колонии.

Я даже сейчас боюсь вам наговорить лишнего. У меня семья, так что есть повод опасаться.

Из досье

Бывший начальник колонии № 15 Андрей Верещак в 2022 году был помещен в СИЗО № 1 Иркутска. Он проходит обвиняемым по двум уголовным делам — о превышении должностных полномочий и о взятке в размере 1 миллион рублей. Интересно, что в том же СИЗО, где он находится в ожидании суда, оперативником работает его сын. Верещак-старший сидит, а Верещак-младший — охраняет.

— Как развивались события перед погромом?

— Все началось с «погрома под крышей» — с помещения, где сидят злостные нарушители. Нас, работяг, это никак не касалось. Вроде все утихомирилось.

На следующий день мы, как обычно, вышли на работу. Отработали. Вечером все строимся на плацу. Оказалось, что большинство осужденных стояли там почти весь день. Приехало начальство. Сагалаков, и его заместители, и вроде как кто-то из Следственного комитета. Идут переговоры.

И вдруг появились несколько сотен сотрудников спецназа в щитах и шлемах, с дубинками. И потом мы видим, что горит коттедж из кедра. Он был идеально собран, его должны были разобрать и увезти домой к начальнику колонии. И вот этот коттедж полыхнул. Рядом лежали штабеля леса — березы, осины. Огонь перебросился на них. Потом ПТУ начало гореть, скотоферма, где был большой коровник, и амбар с сеном.

Мы побежали тушить. Спасли все, что можно было спасти своими силами. Возвращаемся и видим, как нам навстречу на промзону идет толпа осужденных. У кого-то были видны порезы — шея, живот, руки… Огонь тем временем распространяется. Все в дыму, все горит. Кошмар. Ну а потом нас всех без разбора спецназ стал избивать дубинками, повалил на землю, раздел догола. Мне сломали руку…

Всех в автозак. Помню, рядом с машиной стояла женщина из спецотдела. Каждый должен был подбежать к ней в совершенно обнаженном виде, назвать свою фамилию и забежать в автозак. Невозможно было задавать какие-нибудь вопросы: куда везут, зачем? Страшно. И нас вывезли из колонии в СИЗО-6 и СИЗО-1.

— Вы попали в СИЗО № 6?

— Да, нас там было 300 человек. Под ангарских выделили специальный пост, где начальником был Луковский. Отношение с самого начала было ужасным — постоянные избиения, унижения. Нам говорили: «А что вы хотите? Вы же из ангарской колонии, где был бунт!» Виноват ты в этом бунте или нет, неважно: относились ко всем одинаково. Доходило даже до того, что нам не давали бриться по месяцу, пока борода не отрастет, а потом на всю камеру (шесть человек) выдавали один станок и говорили: «У вас полторы минуты». Мы спешили, резались. Кто не успевал побриться, того избивали так, что…

— Вы официально признаны потерпевшим по делу о пытках?

— Да. В уголовном деле несколько эпизодов. Больно вспоминать те события и всех, кто принимал в них участие.

Луковский был начальником корпуса, в котором без его ведома ничего не делалось. Когда утром он заходил на просчет (проверка наличия осужденных. — Прим. авт.), играла песня «Василиса». Это потому, что его звали Василий Васильич. Выводили на прогулку под лозунг, который он придумал лично. Я