Я мысленно усмехнулся. Что касается царских докторов, я и не разговаривал с ними, ибо не сомневался — стоит ей пожаловаться, как они вмиг отыщут кучу болячек. Более того, даже если они будут уверены, что Мнишковна здорова, все равно изобразят кипучую активность и пропишут уйму лекарств, доказывая свою нужность и заодно перестраховываясь.

Ясновельможный доверчиво уставился на меня, ожидая, как я прокомментирую услышанное. Я сурово нахмурился, потер лоб и изрек:

— Боюсь, что это начальная стадия болезни Альцгеймера, — и мрачно посулил: — Худо, конечно, но куда хуже, если пойдет развитие и все перерастет в болезнь Паркинсона. Тогда ей точно обеспечена шизофрения, а то и паранойя, которая, в свою очередь, может перерасти в церебральный аппендицит и… — Но продолжать не стал, якобы не желая расстраивать батюшку, зато обреченно махнул рукой, чем напугал пана Мнишка еще сильнее, и обратился к остальным присутствующим.

Мол, как я и предсказывал, по всей видимости, сказалось переутомление яснейшей панны государственными делами. А ведь по сравнению с сохранностью плода в ее чреве все они такие пустячные, что о них не стоит и заикаться. В смысле заикаться при ней, дабы лишний раз не тревожить. По счастью, первые симптомы заболевания мною вовремя подмечены, посему есть надежда, что оно как-то обойдется, но впредь, вне всяких сомнений, следует освободить ее от тяжких забот.

Лицо пана Мнишка посуровело, но у меня была наготове приманка. Мол, чтобы не приключилось урона высокому сану Марины Юрьевны, голос ее в нашем совете надо и впредь оставить за нею. Только отныне им в ее отсутствие станет распоряжаться, как сочтет нужным, ее почтенный батюшка Юрий Николаевич, который, таким образом, будет иметь их сразу два. И повернулся к Мнишку с вопросом, что думает по этому поводу дедушка будущего государя всея Руси. Тот незамедлительно расцвел от моих слов, настолько они пришлись ему по вкусу, и торопливо закивал головой, во всем соглашаясь.

Нагой, также считавшийся дедушкой нерожденного царя, правда двоюродным, был солидарен с родным дедулей.

— А теперь слово прочим, — объявил я и уставился на Годунова.

Тот хоть и слегка расстроился, что не сможет видеть предмет своих воздыханий столь часто, благородно согласился с родственниками. Мстиславский, видя, что четверо «за», спорить не стал. Романов медлил, недовольно хмурясь. Очевидно, ему не понравилось, что я не включил его в состав «родичей». Однако остальных поддержал.

— Стало быть, решено, — хлопнул я ладонью по столу и, обратившись к Власьеву, попросил: — Афанасий Иванович, теперь дело за тобой, и, пока мы тут будем обсуждать остальное, составь указ, дабы мы успели его подписать. Да непременно укажи в нем, и чем вызвано наше решение, и что оно единодушное.

Он успел, хотя заседание получилось коротким — ни тебе споров, ни дебатов. Еще бы не успеть, если я накануне вечером специально заглянул к нему в гости и между делом попросил его подготовить такой указ, предупредив, что он может понадобиться в самом скором времени.

Ясновельможный пан и опомниться не успел, тем более я и не дал ему такой возможности, постоянно дергая его и спрашивая то об одном, то о другом. А как иначе, если он уже сейчас представлял собой одновременно две персоны и имел право на два голоса. Польщенный Мнишек развернулся вовсю, всякий раз растекаясь мыслию по древу и неизменно начиная свое выступление от самых корней, обильно уснащая его цитатами из Библии и примерами из древности. Словом, вполне хватило двух его выступлений. Не успел он закончить последнее, как Власьев, сидевший за отдельным столиком, уже встал, неслышно ступая, подошел к нам и положил перед престолоблюстителем (согласно старшинству титула ему подмахивать первым) написанный указ, услужливо протянув и перо с чернильницей. Мнишек осекся, удивленно уставившись на происходящее, но я не дал ему времени, поторопив:

— Итак, ясновельможный пан, победа в сражении с Голиафом осталась именно за Давидом, потому что он…

— Ах да, — встрепенулся тот, неуверенно продолжив и в то же время обалдело наблюдая, как свиток с указом, направляемый опытной рукой дьяка, переходит от одного члена совета к другому и каждый ставит на нем свою подпись. Словом, когда тот оказался у Мнишка под носом, ему ничего не оставалось, как запечатлеть свое согласие с остальными.

Впервые я возвращался с заседания совета радостный. Как говаривал шведский принц Густав Эрикович, баба с возу — волки сыты. Но успокаиваться нельзя. Была у меня уверенность, что такой человек, как Марина Юрьевна, без боя оружия не сложит. Так и оказалось…

Уже на следующем заседании пан Мнишек, науськанный дочкой, принялся распинаться о необходимости соблюдения интересов его дочери, кои в ее отсутствие могут быть бессовестным образом порушены. Благо ее здоровье сейчас восстановилось полностью, да и лекари подтверждают то же самое. Одним словом, все мы, включая и его самого, вчера несколько того, погорячились, и надо допустить ее на наши заседания, а указ порвать.

Воцарилось молчание. Ну да, открыто лезть в контры с дедушкой будущего царя никому не хотелось, а кое-кто и вовсе проголосовал бы за такое с превеликой радостью — вон как глаза блестят у нашей молодежи. Еще чуть-чуть — и… Но я успел опередить Годунова, в очередной раз взяв инициативу на себя и твердо ответив, что о возврате не может быть и речи. После такого совет утеряет весь авторитет. Кто станет его уважать, если люди, собравшиеся в нем, вчера единогласно решили одно, а ныне отменяют, тем самым выставляя себя на всеобщее посмешище.

Да и потом, не следует столь сильно уповать на временное улучшение состояния здоровья. Не надо учиться медицине у лучших лекарей Востока, чтобы знать одну простую истину: у многих болезней, в том числе и весьма опасных, имеется так называемый возвратный период, в ходе которого у больного может наступить временное улучшение. Но проходит неделя, другая, и болезнь наваливается с новой силой, ибо хворый на радостях перестает выполнять предписания сведущих людей, считая, что он вовсе выздоровел. Разумеется, всем нам очень хотелось бы верить, что у Марины Юрьевны и вправду все замечательно, но вдруг оно не так? И что нам тогда, принимать третий указ, подтверждающий первый, но отменяющий второй?

И кто сказал, что мы непременно используем ее отсутствие в ущерб ее интересам? Мы ведаем, что она всей душой болеет за величие страны. Но неужто она решила, что мы против этого? Да ни боже мой! И кроме того, с нами постоянно пребывает ее батюшка, а он всегда передаст нам пожелания ее высочества, кои мы внимательно выслушаем, тщательно рассмотрим и по возможности примем. Не будем далеко ходить. Вот, к примеру, как мне помнится, она хотела поговорить насчет проявления милосердия к узникам, томящимся по обвинению в «воровстве» против государя. Что ж, давайте прямо сейчас сядем и займемся обсуждением этого, как того и хотелось Марине Юрьевне.

Все облегченно закивали, подтверждая истинность моих слов. Мол, можешь не сомневаться, Юрий Николаевич. И мы сели. И обсудили. И приняли решение, правда…