— Как же она оказалась у вас?

— Через одну мою подругу, которая работала горничной в «Гранд-отеле». Она ведь там жила. Видать, когда деньги у нее кончились, она стала спрашивать насчет жилья подешевле. Когда она умерла, у нее в кошельке оставались пять крон и несколько геллеров. Пятнадцать крон, которые она осталась должна мне, заплатил молодой человек.

— Какой молодой человек?

— А тот, который позаботился о похоронах.

— Как он выглядел?

— Приличный господин. И симпатичный такой.

— Офицер?

— Нет, гражданский.

— Он был другом фрейлейн?

— Я не знаю. Он появлялся здесь всего два раза до того, как она умерла. И никогда долго не оставался. Во второй раз они ссорились, она плакала, а он ушел, хлопнув дверью.

— О чем тогда шла речь?

— Откуда же мне знать? Я за своими жильцами не подслушиваю. Да и ссорились они по-венгерски, а я этот язык не понимаю. Я же вам уже говорила, что она немецкого не знала.

— Молодой человек был венгром?

— Нет, он был такой же чистокровный венец, как и я. Но он хорошо говорил по-венгерски.

— Вы говорили, что он позаботился о похоронах.

— Так оно и было: после ссоры она закрылась в своей комнате. На следующий день я подумала: а что же она ест — я не разрешаю моим жильцам готовить в комнате. Нужно соблюдать правила, если не хочешь, чтобы в один прекрасный день твой дом сожгли дотла. Я постучала в дверь и спросила, не нужно ли ей что-нибудь. Она не отвечала, и я подумала, что, наверное, она чувствует себя неважно и не хочет, чтобы ее тревожили. На следующий день, когда о ней опять ничего не было слышно, я снова постучала. Она и на этот раз не отвечала, я забеспокоилась и открыла дверь запасным ключом. Мне ее вид не понравился, и я вызвала врача. Он сказал, что она умерла уже больше суток назад.

— Вы помните фамилию врача?

— Конечно, но это вам ничего не даст. Доктор Шнорр умер в прошлом году.

— Все равно мне нужен адрес. А теперь давайте вернемся к молодому человеку. Вы знаете его фамилию?

— Нет, но когда она поселилась, я ей передала письмо. Обратный адрес был Главпочтамт, до востребования, пароль «василек». Я написала наудачу по этому адресу, что она умерла. У нее нашлись кой-какие бумаги среди вещей. Ее отец был кальвинистским священником в какой-то деревне в Венгрии. Я ему тоже написала. Когда он не ответил, я подумала, что, может, он ей и не отец или ему это безразлично. Но через неделю он стоял перед дверью во всей красе, то есть был он, наоборот, низкого роста и очень уж тощий для духовного лица.

— А молодой человек?

— Ах этот! Он на другой день, как я написала, появился. Он был тот самый красавчик, про которого я думала. Бедняжку к тому времени уже забрали в морг. Он сказал, чтобы я сложила ее вещи и передала родственникам, заплатил мне деньги, которые она была мне должна, и ушел, чтобы уладить все с похоронами. Я бы охотно пошла на похороны. Она все-таки была человеком, правда ведь? Но он похоронил ее, никому ничего не сказав. Когда приехал ее отец, я даже не могла ему показать, где ее могила. Но он ее нашел, через похоронное бюро. Ее, бедняжку, похоронили на Центральном кладбище.

Кунце достал из кармана фотографию Петера Дорфрихтера. На ней он был в парадном мундире со шпагой.

— Вы знаете этого человека? Это он? Друг Клары Брассай?

Она бросила взгляд на фото.

— Нет. Это господин обер-лейтенант, который всех офицеров отравил. Дорфрихтер, так его зовут! Во всех газетах о нем писали.

Кунце протянул ей другую фотографию. Это был увеличенный снимок шестилетней давности. На фото были изображены все члены семьи Дорфрихтера — родители с сыном и дочерью. Обер-лейтенант был в темном костюме без головного убора.

— А как насчет этого? — спросил Кунце.

Она внимательно посмотрела на снимок.

— Пресвятая Дева, это он!

— Дорфрихтер?

— Нет! Тот молодой человек! — Она схватила снимок, где Дорфрихтер был в военном мундире, и сравнила его с семейной фотографией. — Господи Иисусе! Да ведь это один и тот же! — Обратившись к Кунце, она чуть не со слезами, покраснев от волнения, сказала: — Это форма и шпага меня запутали. Так это был он, убийца! — На секунду запнувшись, она сказала: — И фрейлейн он, конечно, тоже убил.

— Почему вы так думаете? — спросил Кунце.

— Никто после его ухода не видел больше фрейлейн живой. — Внезапно она открыла рот и глаза ее остановились, как будто перед ней предстало видение. — Вот что я сейчас вспомнила! Тогда у меня еще одна жиличка была, которая умела гадать по рукам. Ей Клара пожаловалась, что плохо спит, и спросила, где можно купить таблетки от бессонницы. А когда эта женщина через пару дней хотела дать Кларе адрес аптекаря, та сказала, что ей уже больше не нужно, ее друг, мол, принес ей таблетки.

— Откуда вам это известно?

— От гадалки. Я хотела сообщить это в полицию, но в свидетельстве о смерти стояло: «Сердечный приступ». И тогда я подумала, чего это я должна в такое дело впутываться? И так нет ничего хорошего, когда в пансионе кто-то умирает.

Капитан Кунце, проигнорировав последние слова, спросил:

— Когда точно жила здесь Клара Брассай?

— Осенью 1907 года. Это, должно быть, было в начале осени, но она жаловалась, что замерзает. Мы раньше пятнадцатого октября не отапливаем комнаты, если только жильцы не платят дополнительно. Так стоит в правилах проживания. Но она платить не хотела.

Кунце попросил фрау Кралик показать комнату, в которой жила Клара Брассай. Это была клетушка в конце коридора с узким оконцем, выходившим на крытый двор.

— Какое ужасное место для последнего выхода актрисы! — сказал лейтенант Стокласка.

Еще в этот день Кунце получил из похоронного бюро подтверждение, что Клара Брассай действительно была четвертого октября 1907 года похоронена на Центральном кладбище.

— Три дня спустя он женился на Марианне Грубер, — сказал он Стокласке. — Вероятно, фрау Кралик со своим подозрением, что он убил ее жиличку, не так уж далека от истины.

На следующий день люди комиссара Вайнберга разыскали венгерскую гадалку, которая подтвердила все, что рассказала фрау Кралик. Но капитан Кунце был уже на пути в Будапешт, где он договорился о встрече с капитаном Золтаном Ходосси.

В какой-то степени он был рад такому повороту событий, который позволил ему отправиться в Будапешт. Он не видел Дорфрихтера с того вечера, когда он сообщил ему о рождении сына, и решил следующую встречу с ним отодвинуть на некоторое время. Кунце мучительно искал и не находил ответа на вопрос, который терзал его после того ночного кошмара. Что за чувство испытывал он к этому молодому человеку: одержимость охотника в погоне за убегающей добычей или опасную и постыдную страсть?