— Ничего не в порядке. Мне нужно забыться. Если ты не против, после ужина я пойду в гараж. Постираю вещи и подготовлю коротышку. Завтра хочу покататься.

— Без весла?

— Думаю, да. Для разнообразия.

— Делай, что считаешь нужным, милая. А я помою посуду и пойду спать.

— Хорошо, Туту.

— Скажи, Макани давала о себе знать?

— С прошлого Рождества — нет.

— Вот позорище!

— Ну, это слишком громко сказано. Такой уж она человек. Добирается до телефона только в Рождество. Ну или когда ей что-нибудь нужно. И меня это вполне устраивает.

Макани, мать Бэллард, была жива-здорова и жила на Мауи, на глухом ранчо неподалеку от Каупо. У нее не было ни телефона, ни доступа к Интернету, ни желания поддерживать отношения с дочерью. Двадцать лет назад, отпустив Рене на материк, она осталась жить в доме, где вырос ее покойный отец. Даже когда Бэллард вернулась в родные места для учебы в Гавайском университете, мать предпочла с ней не общаться. Наверное, Бэллард чересчур живо напоминала ей о мужчине, которого забрал океан.

После ужина Бэллард, как обычно, помогла с посудой, стоя рядом с бабушкой у раковины. Потом были объятия и пожелания доброй ночи. Наконец они с Лолой вышли во двор. Пока собака занималась своими делами, Бэллард рассматривала звездное небо. После этого она отвела Лолу на подстилку и зашла к себе в комнату, чтобы захватить принесенный из фургона мешок с одеждой.

В гараже Бэллард загрузила вещи в стиральную машину и, запустив стирку, подошла к задней стене, вдоль которой располагалась стойка с досками. Доски были расставлены по размеру: восемь штук. Эту коллекцию Бэллард собирала всю жизнь. Она никогда не продавала свои доски: слишком много воспоминаний было с ними связано.

Взяв первую, самую короткую, Бэллард отнесла ее к перевернутой гладильной доске, идеальной подставке для вощения и протирки. У доски — «Бискит» фирмы «Слик след» — были розовые рейлы и дека, украшенная пурпурным орнаментом. Это был отцовский подарок на тринадцатилетие, ее первая доска, выбранная не за ходовые качества, а за яркую расцветку. Со временем цвета выгорели на солнце, потускнели от соленой воды, но доска по-прежнему неплохо справлялась с крутыми поворотами и шла по волне не хуже новых моделей. С возрастом Бэллард все чаще доставала ее из стойки.

С первых дней своего увлечения серфингом Бэллард любила вощить и натирать доски перед выходом на воду. Отец всегда говорил: хочешь славно покататься днем, начинай готовиться с вечера. Бэллард знала, что детективы Голливудского дивизиона часами начищают ботинки, натирают воском ремень и кожаную кобуру. Это занятие требовало нешуточного внимания и помогало отвлечься от тяжелых дум о работе, очистить разум и вернуть ход мысли в нужное русло. Чтобы обо всем забыть, вместо кобуры Бэллард вощила доску для серфинга.

Сперва она подошла к верстаку, достала из ящика с инструментами щетку и принялась счищать с деки старый воск. Тот хлопьями опускался на бетонный пол. Ничего, позже она все подметет. Уборка — завершающий этап всего процесса.

Сняв почти весь воск, Бэллард взяла с полки над верстаком галлоновую бутыль «Файруотера». Смочила чистящей жидкостью тряпку и терла доску до тех пор, пока не увидела в ней сияющее отражение электрической лампочки. Из-за химического запаха стало трудно дышать. Шагнув к стене, Бэллард нажала на кнопку, и ворота гаража открылись.

Она вернулась к доске, протерла ее старым махровым полотенцем и взяла с полки запечатанную упаковку воска «Секс уокс». Аккуратно нанесла на доску базовый слой, а потом, не скупясь, финишный. Она всегда каталась в стиле «гуфифут» — правая нога вперед — и поэтому добавила второй слой воска на хвост доски, туда, где будет левая пятка.

Каждый серфер вощит доску по-своему. Бэллард всегда следовала завету отца: проводила щеткой от носа к хвосту, оставляя желобки для воды.

«Плыви по течению», — повторял отец.

Закончив с декой, Бэллард перевернула доску. Начиналась самая важная часть процесса: чистка и полировка поверхности, которая будет соприкасаться с водой.

Для начала Бэллард наклонилась и проверила целостность старой фиберглассовой заплатки возле носа доски. Заплатку пришлось поставить, когда после путешествия на Фиджи, на остров Таваруа, на доске появилась вмятина. Где только не побывала эта доска за двадцать лет, и единственным ее дефектом оставалась заплатка, поставленная отцом. Бэллард заметила, что волокна начинают расползаться. Значит, скоро придется нести доску в мастерскую, но еще один день заплатка переживет.

Затем Бэллард взяла ключ из банки на скамье и покрепче затянула плавник. Наконец плеснула на доску еще немного «Файруотера», очистила поверхность и вытерла ее насухо. Все, доска готова. Бэллард подняла ее, чтобы отнести к фургону. Доска была такой гладкой и блестящей, что Бэллард увидела в ней свое отражение.

И еще заметила движение у себя за спиной, но не успела ничего сделать. На голову ей накинули черный полиэтиленовый пакет и крепко затянули его на шее. Выронив доску, Бэллард принялась отбиваться. Вцепилась в полиэтилен, схватилась за ладони, крепко державшие пакет. Толстая мускулистая рука взяла ее шею в захват, а предплечье второй руки, упираясь в загривок, не давало отдернуть голову. Бэллард почувствовала, как ноги ее оторвались от пола: нападавший отклонился назад, приняв ее вес себе на грудь.

Бэллард сучила ногами, хватала пальцами воздух, но никак не могла дотянуться до врага.

Наконец на нее сошла тьма.

Открыв глаза, Бэллард попыталась поднять голову. За спиной горел тусклый свет. Она попробовала собраться с мыслями и тут же поняла, что ее накачали наркотиком. Когда она повернула голову, зрение пошло рябью, словно вода в ведре. Вскоре рябь успокоилась. Бэллард крепко зажмурилась и вновь открыла глаза. Ничего не изменилось.

Она поняла, что обнажена. Тело в нескольких местах горело огнем. Во рту, между зубами, плотно сидел кляп. И еще она не могла пошевелиться. Она сидела на деревянном стуле с прямой спинкой. Руки были заведены за спину, а запястья привязаны к вертикальным стойкам спинки — так давно и так крепко, что пальцы полностью онемели. Тело было пристегнуто ремнем к спинке стула, лодыжки притянуты к его передним ножкам.

Бэллард попробовала вспомнить, что произошло. Ее избили? Изнасиловали? Ею начала овладевать паника. Чем глубже Бэллард дышала сквозь кляп, тем сильнее расширялась грудная клетка и ремень, затянутый чуть ниже груди, больно впивался в ребра.

Снова подняв голову, Бэллард обвела комнату взглядом и увидела свое отражение в зеркальной стене. Руки и ноги ее были пристегнуты к стулу черными пластиковыми стяжками.

У стены стоял столик. На нем лежал ключ. В дальнем конце комнаты от потолка до пола висели шторы. Казалось, за ними светло, но что это за свет — искусственный, солнечный, лунный, — Бэллард так и не поняла. На полу перед шторами комом лежала ее одежда. Судя по виду, ее сорвали или срезали.