— Это кто?

Она окинула его взглядом и решила, что, возможно, он знает это имя.

— Болд Петерсон.

— Болд? Да. Скажи ему, пусть тоже идет сюда, — заявил Лукас.

Он сунул руку под пиджак и вытащил пистолет, глаза женщины округлились, она подняла руки, как будто хотела загородиться от пули. Лукас улыбнулся и пнул переднюю стенку конторки, она треснула. Он принялся колотить по ней ногой. Женщина бросилась бежать.

— Болд, ты, сукин сын, выходи! — орал Лукас через дверь.

Он ухватился руками за крышку конторки и рванул ее, она с хрустом оторвалась. Он швырнул ее, потом снова пнул переднюю стенку, отбив еще кусок доски.

— Болд, ты, ублюдок…

Болд Петерсон был около двух метров ростом и весил более ста двадцати килограммов. Когда-то он был боксером, потом принимал участие в соревнованиях профессиональных борцов. Кое-кто на Лэйк-стрит считал, что он псих. Но Лукас был уверен в обратном. Когда-то давно Болд напал на Лукаса — это было много лет назад, — Дэвенпорт тогда был еще патрульным. Это случилось на стоянке автомобилей около ночного клуба, они сошлись один на один. Болд полагался на свои кулаки. У Лукаса была девятидюймовая полицейская дубинка, обтянутая грубой кожей и со свинцовой начинкой. Болд упал на шестой секунде первого раунда. После этого Лукас еще добавил ему ногами и тяжелым металлическим фонарем. Он сломал ему руки, обе ноги ниже колен, кости стопы, челюсть, нос и несколько ребер. И еще он несколько раз ударил его в пах.

Пока они ждали приезда «скорой помощи», Болд пришел в себя. Лукас схватил его за рубашку и сказал, что если у него еще когда-нибудь будут с ним неприятности, то он отрежет ему нос, язык и член в придачу. Дэвенпорта отстранили после этого на некоторое время от службы за превышение силы. Болд отлежал четыре месяца в госпитале и еще шесть месяцев провел в инвалидной коляске.

Если бы Болд был психом, рассуждал Лукас, он стал бы гоняться за ним с пистолетом или с ножом, как только смог ходить. Однако он этого не сделал. Он ни разу даже не посмотрел на Лукаса и старательно обходил его стороной.

— Болд, ты тупоголовый ублюдок, — орал Лукас.

Он еще раз пнул стенку конторки, и она проломилась внутрь. На лестнице послышался стук каблучков, Лукас перестал крушить мебель. Из-за двери показалась Ширли Дженсен. Он убрал пистолет.

— Ты дурак! — завопила Дженсен.

— Заткнись, Ширли, — рявкнул Лукас. — Где Болд?

— Его здесь нет.

— Твоя шлюха сказала, что он был здесь.

— Его нет, Христом Богом клянусь, посмотри, что ты наделал…

Дженсен было далеко за сорок, все лицо в морщинах от кварцевой лампы, бурбона, сигарет и картошки. В ней было килограммов пятьдесят лишнего веса. Жир висел складками у нее под подбородком, на плечах и руках и колыхался, как желе, под поясом из золотой парчи. Ее лицо исказилось, Лукас даже подумал, что она сейчас заплачет.

— Я хочу знать, куда делся Спарки.

— Я не знала, что он уехал, — сказала она, продолжая рассматривать изуродованную конторку.

Лукас наклонился к ней так, что его лицо оказалось в десяти сантиметрах от ее носа. Ее грим, похожий на штукатурку, потрескался, как дно пересохшего озера в Дакоте.

— Ширли, я сейчас здесь камня на камне не оставлю. У меня на шее висит дело убийцы-маньяка, и возможно, что у Спарки есть интересующая меня информация. Я буду ждать здесь… — Он посмотрел на часы, как будто засекая время. — Пять минут. Потом начну все крушить. Иди и найди его.

— Спарки знает что-то про Бешеного?

Сама идея ошеломила ее.

— Это его девчонку вчера прирезали. Бешеный взялся за проституток. Это гораздо проще, чем выслеживать добропорядочных женщин.

— Только не ломай мою мебель, — попросила Ширли, она повернулась и вперевалку пошла по коридору.

Через пару секунд открылась входная дверь. Вошел тощий человек с серым лицом, узкими плечами, в костюме стоимостью семьдесят долларов. Он посмотрел на разломанную конторку, затем перевел взгляд на Лукаса.

— Господи, что здесь произошло?

— Полицейская облава, — охотно объяснил Лукас. — Но если вы пришли немного размяться, ну, там, скажем, перепихнуться и выпить фруктового сока, то, прошу вас, проходите.

У мужчины дважды дернулся кадык, и он произнес:

— Пожалуй, не стоит.

Дверь за ним закрылась. Лукас пожал плечами, уселся на один из пластиковых стульев и взял журнал.

«Я не верил, что такие вещи действительно могли произойти,

— прочел он. —

Но прежде чем я расскажу вам об этом, попробую описать себя. Я недавно поступил в университет на Среднем Западе, и мои сокурсники говорят, что я отлично вооружен. Моя подружка как-то измерила меня, и оказалось, что у меня девять дюймов твердой как скала…»

— Дэвенпорт…

Ширли показалась через заднюю дверь.

— Да.

Он бросил журнал на столик.

— Точно не знаю, где он сейчас, в каком отеле, — сказала женщина, — но, похоже, в Сидар-Рапидс…

— В Айове?

— Да. Пару раз в год он объезжает такие места, как Су-Сити, Де-Мойн, Уотерлу, Сидар-Рапидс. Так вот, одна из его девчонок утверждает, что он там. Она не знает, в каком именно месте, но говорит, что он должен быть в одном из этих городов.

— Ладно, — проговорил Лукас, кивнув головой. — Но если его там нет…

— Дэвенпорт, иди ты к черту, ты мне всю стойку разломал.

* * *

Дженнифер понравились цветы. На каждом столике в высоких и узких вазах стояли по две гвоздики, красная и белая. Владела рестораном семья вьетнамцев-беженцев, бросивших в Сайгоне ресторан французской кухни. Глава семьи и его жена финансировали заведение, их дети вели дела и готовили на кухне, жены и мужья детей и другие родственники обслуживали столики, стояли за стойкой бара и сидели за кассой, десятилетние внучата убирали со столов и мыли посуду.

— К сожалению, скоро это местечко станет весьма популярным, — заметила Дженнифер.

— Пускай, — сказал Лукас, — они этого заслуживают.

Дженнифер смотрела на красное вино в своем бокале, наблюдая, как преломляются в нем лучи света проникавшие с улицы через жалюзи.

— Что мы будем делать? — спросила она после минутной паузы.

Лукас откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу.

— Дальше так продолжаться не может. Ты мне очень навредила. Даниэль знает о наших с тобой отношениях. И каждый раз, когда что-нибудь появляется в прессе, он смотрит в мою сторону. Даже если новость прозвучала по восьмому каналу.

— Я больше не занимаюсь репортерской работой, по крайней мере пока, — отозвалась она.