Шрифт:
Интервал:
Закладка:
32
Плиний Фабату1, деду жены, привет.
(1) Я в восторге от того, что тебе было приятно прибытие моего Тирона2; чрезвычайно радуюсь и тому, что, по твоим словам, воспользовавшись пребыванием проконсула, ты отпустил многих на волю3. Я ведь желаю, чтобы наша родина обогащалась во всех отношениях, а особенно гражданами: для городов это самое надежное украшение. (2) Не из тщеславия, но все же радуюсь я и тому, что ты добавляешь: нас с тобой превозносили, выражая благодарность и похвалы4; ведь, как говорит Ксенофонт, ηδιστον ἄϰουσµα ἔπαινος[51], в особенности если ты считаешь, что их заслужил. Будь здоров.
33
Плиний Тациту привет.
(1) Предсказываю – и мое предсказание не обманывает меня, что твои «Истории»12 будут бессмертны; тем сильнее я желаю (откровенно сознаюсь) быть включенным в них; (2) ведь если мы обычно заботимся о том, чтобы наше лицо было изображено лучшим мастером, то разве мы не должны желать, чтобы нашим делам выпал на долю писатель и восхвалитель, подобный тебе? (3) Я прямо заявляю, хотя от твоего усердия это и не может ускользнуть, будучи занесено в документы3, – я заявляю, чтобы ты скорее поверил, что мне будет приятно, если ты украсишь своим талантливым свидетельством мой поступок, известность которого возросла вследствие опасности.
(4) Сенат назначил меня вместе с Гереннием Сенеционом защитником провинции Бетики против Бебия Массы и, после осуждения Массы, постановил, чтобы его имущество было под охраной государства4. Сенецион, проведав, что консулы намерены заняться исками5, пришел ко мне и сказал: «С тем же согласием, с каким мы выполнили возложенную на нас обязанность обвинения, обратимся к консулам и попросим, чтобы они не позволили расточать имущество, на страже которого они должны стоять». (5) Я ответил: «Раз мы защитники, данные сенатом, разберись, не выполнена ли наша роль с окончанием сенатского расследования». – «Ты, – сказал он, – у которого нет никаких связей с этой провинцией, кроме твоего благодеяния, притом только что оказанного, ты можешь назначить себе предел, какой хочешь, я же родился там6 и был там квестором». (6) «Если у тебя это твердо решено и обдумано, – говорю я, – я последую за тобой, чтобы, в случае какой-нибудь напасти, она обрушилась не только на тебя».
(7) Мы приходим к консулам. Сенецион говорит, в чем дело, кое-что добавляю я. Только мы умолкли, как Масса, жалуясь на то, что Сенецион действует не как честный защитник, а как заклятый враг, требует привлечения его к судебной ответственности за нарушение долга. (8) Общий ужас; я же говорю: «Боюсь, славнейшие консулы, что Масса своим молчанием обвиняет меня в содействии противной стороне, раз он не требует привлечь и меня к судебной ответственности». Это слово сразу было подхвачено7 и впоследствии часто с похвалой упоминалось в разговорах. (9) Божественный Нерва8 (ведь и в бытность частным человеком он внимательно следил за проявлениями порядочности в общественной жизни) в посланном мне очень серьезном письме поздравил не только меня, но и наш век, которому выпал на долю пример (так он писал), подобный древним. (10) Всему этому, каково бы оно ни было ты придашь больше известности, славы, величия9; впрочем, я не требую, чтобы ты превысил меру того, что было совершено: история не должна переступать пределов истины, и для честных поступков достаточно одной истины. Будь здоров.
Книга VIII
1
Плиний Септицию1 привет.
(1) Я благополучно закончил путешествие2, но некоторые из моих людей захворали от жестокой жары. (2) Чтец Энколпий3, опора моя в серьезных трудах и моя отрада, кашляет кровью: пыль разбередила ему горло. Какое горе для него, какая печаль для меня, если он, вся заслуга которого была в занятиях, станет к занятиям неспособен. Кто будет так читать мои книги, так любить их? К кому буду я так прислушиваться? (3) Боги, впрочем, сулят счастливый исход: кровь остановилась, боль утихла. Кроме того, сам он человек воздержанный, я полон заботы, врачи усердны. А здоровый климат4, деревенское уединение и покой обещают и здоровье, и отдых. Будь здоров.
2
Плиний Кальвизию1 привет.
(1) Иные уезжают к себе в имения, чтобы вернуться, обогатившись, я – чтобы обеднеть. Я запродал урожай винограда2 съемщикам, которые торговали его у меня наперебой: к этому склоняли их и тогдашняя цена, и та, которая предвиделась. (2) Надежда обманула их. Просто было бы сделать всем равномерную скидку, только это было бы не вполне правильно. Я же считаю самым прекрасным поступать по справедливости и в обществе и дома, и в большом и в малом, и в чужом и в своем. Если одинаковы проступки, то одинаковы и похвальные дела. (3) Поэтому, чтобы «никто не ушел от меня без подарка»3, я всем сбавил одну восьмую с его цены, а потом уже отдельно позаботился о тех, кто вложил в съемку винограда очень крупные суммы: они и мне больше помогли, и себе больше сделали убытку. (4) Поэтому тем, кто сторговался больше чем за десять тысяч, я к этой общей, как бы официальной, восьмой части добавил еще одну десятую от суммы, превышавшей десять тысяч.
(5) Боюсь, что я выражаюсь неясно: вот пояснение моих расчетов. Кто сторговался, например, за пятнадцать тысяч, те получили скидку в одну восьмую от пятнадцати тысяч и в одну десятую от десяти. (6) Я принял, кроме того, в расчет, что из денег, которые они должны были уплатить, одни внесли значительную сумму, другие маленькую, а третьи ничего, и решил, что не будет правды в том, если я одинаково пожалею