вспомнил про тестя. У бати Альдочкиного колика почечная временами случается, и ему фельдшерица с неотложки посоветовала, если сильно прищучит, ампулу ношпы разломить и высосать. Вывод простой и понятный: не можешь кольнуть – выпей. Или выпить предложи, как в нашем с тобой случае. Главное, с дозировкой не жадничать. Видишь, как оно выходит: любое событие пойдет на пользу, если ты нацелен на успех. Поэтому стоять у меня на пути чревато, я нацелен. Жаль, что ты не сообразила. Хотя, нет, не жаль. Умертвление тебя будет более впечатляющим, чем Зинаиды. В эмоциональном аспекте, ты поняла, конечно. Сама по себе ты экземпляр уровнем выше, если не на несколько уровней. Что-то я разговорился совсем. Решишь еще, что с головой у меня не все в порядке, санитаров вызовешь.

Он вновь зашелся меленьким смехом, слушать который Людмиле было невыносимо, как и смотреть на его странно искаженное лицо с неподвижными глазами. Чтобы все это прекратить, она перебила его вопросом:

– Витя, ты захотел полюбоваться, как будет умирать Зинаида, и поэтому ее убил?

Смех резко оборвался.

– Ты за маньяка меня держишь?! – визгливо поинтересовался Ступин, отшвыривая ногой табурет, на котором только что сидел. Табурет отлетел к двери и, покачавшись на ножках, грохнулся набок.

– Я просто спросила, – поспешно сказала Людмила. – Для поддержания разговора.

– Следи за речью, – зло проговорил Витюша и, успокоившись, продолжил: – Она пригрозила, что сдаст меня черным коллекторам, если я не верну долг. Мол, ждать больше не желает, и мои посулы про какие-то заоблачные в будущем проценты ей на фиг не нужны. Сказала, у нее есть знакомые в одной фирме. Такие знакомые, которые любят работать после работы. Я ей поверил. Понимаешь, Людочек, деньги-то на тот момент у меня уже были кое-какие… Но их было жаль. Ты не представляешь, как мне их жаль было ей отдавать, Людочек! И я подумал: «Зачем же их отдавать, если можно не отдавать?» У меня родился план, и я его выполнил. Кое-что нужно было подготовить заранее, так в чем проблема? Подготовил. Кинул вечером накануне, ближе к десяти, эсэмэску вояке, от твоего имени пригласил на свиданку. Я предполагал, что он перезвонит, и заготовил две фразы твоим голосом, чтобы без вопросов. Чтобы как бы ты сказала и трубку сразу повесила. И прокатило. С утречка полюбовался на его спину пиджачную. Прикинь, Людок, к тебе на свиданку он пиджак напялил. С чердака все как на ладони, жаль его бритую морду не видел. Ну, не важно уже. А дальше я приоделся под него и в таком виде пришел к консьержке. Звонил долго в дверь, а пока стоял, ожидал, когда откроет, руку себе поранил об гвоздь. Он держался на соплях, поэтому я вытащил его из косяка и в карман отправил, а потом в мусоропровод. Я купюры к дверному глазку поднес, а физию за ними спрятал, она и отворила. Вколол ей немножко препарата – шприц зарядил заранее. Довел до кухни, усадил на табуреточку, как вот тебя только что. Напоил чайком со спецсредством. Посидел напротив, мне же интересно было, как оно все произойдет. Ты знаешь, Людок, – сильно. Так зацепило, как от стакана водки не цепляет. И от двух, даже если залпом. Потом набрал номер МЧС с городского, приставил к трубке диктофон и поведал диспетчеру Зининым голосом, что разговаривает с ним гражданка такая-то и такая, проживающая там-то и там-то, которая помирает, как ей плохо, потому как только что, вот прям сию минуту, ее чем-то отравил Сергей Портнов, сосед по подъезду. Приезжайте скорее, а то помру. И тихо смылся. Ну как? Все четко?

И Ступин с самодовольной улыбкой уставился на собеседницу, ожидая… чего? Может, дифирамбов?

– Но ведь сейчас ты в своем обличие пришел. Ни под кого не нарядился, – боясь спугнуть шанс на спасение, осторожно произнесла Люда. – Тебя кто-то обязательно заметил, когда ты входил сюда, и непременно увидит на выходе. Может, отложишь мероприятие и подготовишься получше? А то заметут…

Она не договорила. Ступин опять расхохотался.

– Я все предусмотрел, ласточка моя! Не держи меня за идиота и заболтать не надейся. Смотри, как оно все будет: первым делом я напою вас обоих вот из этих чашек чайком. Добавлю из ампулы жидкости и напою. Вы не откажетесь, не сможете. Кстати, а как ты себя чувствуешь вообще? Что-то разговариваешь долго, это странно. С Зиной по-другому проходило. Ну да ладно, разберемся. Вот, напою чайком, Кирюхины отпечатки на чашках поставлю. Пока он еще тепленький будет. На всякий случай и на ампулах, и на шприце. Вдруг патанатом дотошный окажется, найдет на плече у трупа след от инъекции. А ежели шприц с отпечатками Кирюшкиными на столе валяться будет, любой нормальный мент сделает вывод, что пацан сам ширнулся. Самоубился то есть. Подожду, пока у вас тут все закончится, и на пятый этаж поднимусь в «однушку», ее студент снимает. Он беспробудно на компе в игрушки режется, и я тебя уверяю, он не то что который час, а даже какое число какого месяца не всегда помнит. Я ему подскажу, который час, а заодно попрошу дать мне какую-нибудь шнягу, ну, отвертку, положим. Потому что, как всегда, органайзер дома забыл, а к тебе зашел, ты мне отвертки не предоставила. Гость у тебя сидел, чаевничать собирались. Мы с тобой в коридорчике покалякали о том, о сем, а потому ты меня выставила.

– Белыми нитками шито, – едва слышно произнесла Людмила. Громче не получалось, спазм шею давил.

Интересно, парализующий эффект долго продержится? Все-таки доза небольшая, чисто наживить, чтобы клиент сопротивляться не мог. Или Ступин пропитал пластырь такой едкой гадостью, что процесс по нарастающей пойдет?

– Почему белыми? – удивился Витюша.

– Как почему? Следствие озадачится, с какой стати этому твоему Кирюхе меня убивать. Это тебе в голову не пришло?

– Естественно, пришло, ласточка, а то как же! Ты с утра почту, видно, не проверяла, а на почту тебе аж три гневных послания прилетело от Лапшина. Ревнует тебя, бедолага, терзается. И знаешь к кому?

– Есть разница? – вяло спросила Людмила, прикрывая веки. Устала. И ждать помощи устала. И говорить.

А под черепом голоса занялись, давно их не слышно было, а Люда уже и забыла про них. Ликуют, ржут дуэтом, приговаривают: «Лучше бы с моста позавчера, лучше бы с моста, детчка».

«Не лучше», – произнесла тихо Людмила.

«Не лучше, – продолжила она мысленно. – Анисья в живых осталась. И Клашенька. А я к самоубийцам не причислюсь. Не лучше».

Голоса в ответ взвыли матерной руганью, яростной, ненавидящей, бессильной.

«Да пошли вы. Удивили вы меня, напугали, а то