Мечеслав смотрел на женщину во все глаза.

Смешно, конечно, жалеть тех, кто жёг и грабил его землю. Тех, кто разорил село Бажеры и угнал в плен её родичей. Муж хазарки тоже пошёл кого-то жечь и грабить, и грустить по коганому Мечеслав не собирался. Да и сыновья её, когда вырастут, – кем они будут? Да хазарами, кем ещё. Тоже будут когтями на лапе чуда-юда. Из змеиных яиц не вылупятся жаворонки.

Но всё-таки – торговать своими детьми?

Вот для этого хазары жгут города и угоняют рабов? Для этого обкладывают данью? Для этого собирают мыто и чеканят порченые деньги? Чтоб хазарки же продавали своих детей?

Всякое случалось в земле вятичей. Но представить, чтоб селяне повели на торг своих малолетних дочек и сыновей…

– Дочь шакала лжёт, ябгу бледнокожих, – вдруг невозмутимо произнёс Янал, глядя в пространство.

– Да вот я тоже думаю, – недоверчиво проговорил один из дружинников. – Хазары хазарами, но чтобы со своими так…

– Такое часто бывает в земле собак-хызы. – Покачал высоко поднятым хвостом на макушке толмач. – Но эта женщина – лжёт. Она одета, как нищенка, и её дети худы и грязны. Но посмотри на её руки, ябгу бледнокожих, и скажи Яналу, есть ли на них мозоли? Исколоты ли они иголкой? Воз её Янал видел, он не очень богат, но сделан недавно и хорошо смазан. А у детей на одёжке вышивки разных родов. Она торгует не своими детьми, ябгу бледнокожих, она…

Чёрная хазарка вдруг подскочила и бросилась бежать. Язык, на котором Янал беседовал с вождем русинов, она, по всему, знала много лучше, чем хотела показать. Уйти торговке детьми, однако, удалось недалеко – первый же русин сшиб её с ног и скрутил, придавив к земле.

– Ишь, распрыгалась, чёрная блоха, – проговорил он сквозь зубы, скручивая руки воющей и плюющейся бабе.

– На дерево, – устало сказал вожак, и русин поволок завывшую хазарку к дубу, где двое других уже скручивали из верёвки очередную петлю. Хазарята сбились в кучку, закрывая глаза и трясясь от страха. Когда вой резко оборвался – они хором завопили и тут же перепуганно смолкли.

– С детьми что? – спросил дружинник.

– Янал, вам в кочевья нужны холопы, навоз для костров собирать?

Печенег, подумав, неторопливо кивнул.

– Забирай хазарят себе, – распорядился русин с золотой серьгой. Печенег снова кивнул, поднимаясь, подошёл к трясущейся кучке, потыкал плетью, бросил несколько резких слов. Хазарята боязливо поднялись на ноги и повели Янала на другую сторону торжища – видно, туда, где стояла кибитка с остальными «детьми» самозваной матушки-хазарки. Длинноногий красавец-аргамак подбежал к Яналу сам – во всяком случае, Мечеслав не заметил, чтоб печенег как-то звал его, – и толмач одним плавным движением оказался в седле. Так и двинулся вперёд.

Следующими подвели сразу небольшую толпу, окружённую русскими дружинниками.

– И с кем мне тут говорить? – спросил вождь-русин.

– Я буду говорить, – на неплохом славянском заявил, выходя вперёд, рыжебородый человек в шапке чёрно-бурой лисы.

– Анбал Буртас? – удивлённо поднялись золотистые брови русина. – Какими судьбами?

– Обычными. – Рыжебородый Анбал отвесил неглубокий поклон и звонко шлёпнул себя по свисающей с пояса мошне. – Торгую. Когда пришли твои воины, я сказал своим людям сесть в палатки и не лезть на рожон. Мы – торговцы, в войну русов и хазар не лезем.

– Раньше, – потемнел лицом русин, – ты всегда помнил, чем можно торговать, а чем не стоит.

Анбал только завёл глаза:

– Предки мои свидетели – я и сейчас это хорошо помню.

– Здесь торговали людьми!

– Но не я! – быстро ответил рыжебородый. – Я всегда помню правду, а до чужой кривды мне дела нет.

– Так у твоей правды есть границы?

– Да! – Анбал больше не кланялся и не отводил жёлтых глаз. – Вот границы моей правды!

Он ткнул пальцем в ту же мошну.

– Тут нет ни диргема, за который мне было бы стыдно! Вот моя правда – а в чужие кошельки я не заглядываю и на всей земле правду не пасу. Это – не моё дело, блюсти правду на всей земле. Это, по чести сказать, твоё дело, рус.

– Что ж, – задумчиво наклонил волчью шапку русин. – Ты, пожалуй, прав.

– У него в палатках были две девки наши, славянские, – подал голос дружинник, привёдший Анбала Буртаса с присными, неприязненно поглядывая на торговца.

Вождь-русин вопросительно поглядел на Анбала. Тот пожал широкими плечами.

– Эти девушки убежали, когда твои воины стали драться с хазарами. Они или подвернулись бы кому-нибудь на копьё, или убежали бы в лес и там пропали. Вот я и решил, – погладил бороду Анбал, – жаль будет, если пропадут. Я просто оберёг женщин твоего народа от беды.

– Девок сюда, – распорядился вождь.

Девок быстро привели. Мечеслав было встрепенулся – и разочарованно скривил губу. Это была не то что не Бажера или её односельчанки – девки были даже не из вятичей. Колечки, свисающие возле ушек, не топорщились семью лепестками, а скручивались на конце в завитки.

Северянки подтвердили слова Буртаса. Нет, не покупал. Да, убежали. Да, перехватили, когда бегали, но не били, даже поесть дали.

– Ну, пусть идут к другим, – распорядился вождь. Буртас только вздохнул в бороду, а русин вдруг рассмеялся: – А что, Анбал, если бы мы проиграли – вернул бы девок хозяевам? Или бы сам продал?

– А если бы я был великим князем в Киеве, ты бы кланялся мне в ноги, – огрызнулся Анбал Буртас. – С каких пор ты взялся судить не за сделанное, а за то, что кто-то мог бы сделать?

– Успокойся, Анбал, я и не думал тебя за это судить, – насмешливо улыбнулся вождь. – Ступай со своими людьми своей дорогой.

Анбал удовлетворённо кивнул, потом кинул через плечо несколько слов – видать, на своём языке. Один из подручных подбежал с поклоном к вождю и положил у его ног связку переливавшихся на солнце мехов.

– Лучше буртасской чёрной лисицы меха нет! – с гордостью возгласил Анбал. – Прими мой дар, рус.

Тот удивленно хмыкнул и повернулся к одноглазому.

– Дядька, дружине раздай. Может, на шапки сгодятся или девкам раздарят.

Седоусый молча кивнул.

– Анбал, а почему ты мне их поднёс сейчас, а не в начале разговора?

Буртас пожал широченными плечами:

– Ну, тогда мне не за что было тебя благодарить. А потом, ты мог бы решить, что я пытаюсь купить тебя.

Вождь русов громко рассмеялся, расхохотался и Анбал Буртас, поклонился снова и повернулся, чтобы уйти.

– Анбал, – негромко окликнул вождь-русин.

Тот быстро обернулся.

– А ты всё же попробуй замечать и чужую кривду. Хотя бы чтоб держаться от неё подальше, когда правда пойдёт на неё войной.