Поэтому он поступил в один московский институт, где готовили дипломатов. Там готовили ещё много кого, но сложность заключалась в том, что нужно было ещё найти хорошую работу в хорошей стране. Одно дело ― бродить по Елисейским полям, а другое ― жить посреди каменистой пустыни, экономя воду. Одно дело пить пиво в Бонне, а совсем другое ― сидеть в заложниках внутри бамбуковой клетки.

Малыш по-прежнему хорошо вёл себя и в результате попал в Швецию.

Жизнь его катилась медленно, как фрикаделька в соусе.

Однажды он познакомился со старым Карлсоном, бывшим поверенным в делах Швеции в Бразилии.

Бывший поверенный говорил по-русски, и это немного насторожило молодого человека. Но он написал докладную записку об этих встречах и успокоился.

Швед был алкоголик, а Малыш, как и полагается дипломату, был устойчив к алкоголю. Одним словом, в этих встречах не нашли ничего страшного.

За бутылкой настоящей шведской водки Карлсон рассказывал Малышу о делах прошлого. Они сидели на крыше дома Карлсона в креслах-качалках и курили. Карлсон поведал ему о паровых машинах, абстрактной живописи, спутниках-шпионах, шведском телевидении и шведских жуликах и, разумеется, о королях и капусте. Ведь всё-таки он был бывшим поверенным в делах Швеции в Бразилии.

Как-то они курили, глядя на шведские крыши, и Карлсон упрекнул Малыша, что тот слишком хорошо ведёт себя.

― Ты жизнь проживёшь свою, и сожалеть будешь о том, ― сказал Карлсон. Он, конечно, не очень хорошо говорил по-русски, и порядок слов казался Малышу непривычным.

― Но можно вести себя дурно и потом всё равно пожалеть, ― возразил Малыш.

― Если дурно вести себя совсем, то ты пожалеть не успеешь, мой молодой друг, ― парировал Карлсон.

― Не хотелось бы жить слишком быстро и молодым умереть, ― не сдавался Малыш.

― Жизнь устроена так, ― отвечал старик. ― Но жалеть всё равно будешь. Не упускай мечты.

И он сказал, что в Бразилии видел одного русского, что следовал своей мечте, не обращая внимания на её цену. Это было много лет назад, в те времена, когда сильные вожди кроили карту мира по своему желанию, возникали и рушились империи, а этот русский исполнил свою мечту, таким Карлсон его и увидел.

Мечта у русского была прозрачной, как морской воздух, и высокой, как крик чаек.

Этот человек давным-давно, ещё до большой войны, попался в России на какой-то махинации. Он пытался бежать через пограничную реку, да ничего не вышло. Потом, кажется, он был управдомом и продал на сторону больше досок и гвоздей, чем это было принято. Беда его была в том, что украл он не частное имущество, а общественное. Оттого он уехал от своего дома далеко и надолго.

В вагоне он быстро понял, что выдавать себя за бывшего начальника нельзя, и сочинил себе дружбу со знаменитым уголовником по кличке Полтора Ивана.

Благодаря этому он попал не на общие работы, а в гражданскую баню. Там его начальником оказался высокий красивый поляк с залысинами.

Поляк обладал военной выправкой, но мало смыслил в обороте угля, мыла и полотенец. А вот его новый подчинённый понимал в этом хорошо, и они подружились.

Поляк врал сказки про великие битвы и то, как он рубился в дальней стране с каким-то бароном.

Банщик победил барона, но тот наложил на поляка заклятие быть своим среди чужих и чужим среди своих.

Социально-близкий заключённый не верил в эти сказки, как и в обещание вытащить его отсюда, и очень удивился, когда его начальник исчез.

А через полгода и его самого внезапно освободили.

На станции он увидел газету с портретом банщика. У банщика были огромные звёзды в петлицах и четыре ордена на груди.

Бывший узник прикинул, где ветер теплее, и двинулся в сторону любимого города на Чёрном море.

Но, пока он медленно двигался от города к городу, началась война, и всюду, как пена на бульоне, закипала неразбериха.

На брошенном складе он оделся в новенькую форму. Тепрерь, в скромном звании техника-интенданта 2-го ранга самозванец решил пробиваться к своему благодетелю, да тут же попал в окружение, а затем в партизанский отряд.

Там он заведовал кухней и оружейной мастерской.

В 1944 году его вновь мобилизовали и этот русский окончил войну с двумя медалями ― «За боевые заслуги» и «Партизану Отечественной войны».

С войсками Толбухина он вступил в Румынию.

Остановившись на постой в доме одной вдовы, тот русский вдруг заметил странно знакомый предмет.

Это было большое и овальное, как щит африканского вождя, блюдо фунтов на двадцать весом.

Это что-то напомилало, что-то из прошлой жизни, и он вскрыл финкой буфет.

Там оказался портсигар с русскими буквами: «Г-ну приставу Алексеевского участка от благодарных евреев купеческого звания». Под надписью помещалось пылающее эмалевое сердце, пробитое стрелой.

Тут он вспомнил всё и зашарил рукой глубже. Но глубже ничего не было ― чужая семья проела его мечту. Не было ничего, кроме маленького барашка на потёртой ленте.

Вдова заплакала.

― Золотое руно, ― бормотала она, ― муж получил за высшую доблесть!

― Оставьте, мадам, ― отвечал он, ― я знаю, что за доблесть была у вашего мужа.

Но потом этого русского подвела старая привычка. Их перевели в Венгрию, и отчего-то он не смог сдержать себя.

Он служил в оккупационной группе войск и был на хорошем счету. Однако через год попался на афере со швейными иголками, которые он поставлял демобилизующимся крестьянам, которые ехали в свои деревни.

В последний момент он решился бежать и, сев на виллис, рванул к австрийской границе.

Оставив машину, русский перешёл демаркационную линию двух зон пешком, снова, как и пятнадцать лет назад, по горло в воде.

Он не открылся американцам и притворился сумасшедшим турком из Боснии.

Медали были зашиты в тряпицу и лежали в мешке вместе с портсигаром и орденом Золотого руна.

В Далмации он сел на корабль и заплатил портсигаром за дорогу через океан.

Чтобы прокормиться, он рисовал портреты пассажиров ― за прошедшие годы он набил себе руку, но всё равно, итальянцы и югославы выходили у него похожими на русских крестьян, истощённых голодом.

Через месяц он сошёл на берег в Рио-де-Жанейро и обменял последние деньги с американскими бородачами на белый костюм, в котором спал на набережной.

Он спал, а над карманом горели две советские медали, и блестел свесившийся на бок литой барашек.

Кричали чайки, а он спал и видел во сне девушку Зосю из