что-то произошло. Капитан Харченко, сидевший за столом против меня, оказался в соседней комнате на четвереньках, воздух был черный, посуда на полу. Наш обед кончился! Мы выбежали. Выяснилось, что тяжелый снаряд с бронепоезда пробил стену над нами, вышел в переднюю, где спряталась семья железнодорожников, разорвался там и вынес эту семью. С нами, кроме незначительных ушибов от кирпичей, ничего не случилось.

Проходя во время одного боя через небольшой лес с нашим взводом, я увидел тяжелую сцену. Тяжело раненный казак-корниловец лежал на спине. Вокруг него ходила сестра милосердия, чтобы перевязать его. Раненый страшно ругался, не подпуская ее к своей разбитой ноге.

Среди конных разведчиков нашей 3-й Марковской батареи было несколько кубанских казаков. Однажды приехал старый казак, тесть одного из наших казаков, и привез свою дочь, жену нашего казака. Старик нам прямо сказал, что ему дома с дочкой уже было невмоготу! Молодому казаку с женой была отведена хата, из которой они не выходили неделю. Потом старик увез свою дочь опять домой.

За период боев в Донецком бассейне ряды нашей батареи поредели, особенно от всяких болезней. Я три раза получал командировку в города Новочеркасск и Ростов за пополнением. В Новочеркасске я посетил несколько лазаретов, чтобы найти среди выздоравливающих желающих поступить в артиллерию. Я собрал человек десять. Среди них оказалась одна очень интересная фигура бывшего провинциального стражника, который потом рассказал мне много интересного из своей жизни.

В другую поездку я получил пополнение в восемь человек очень хороших солдат ставропольцев-артиллеристов. Они служили в одном артиллерийском управлении в Ростове как караульная команда. Узнал я об этом случайно. Мне с большим трудом удалось убедить служащего в этом управлении полковника в том, что эти солдаты-артиллеристы Великой войны нам очень нужны на фронте.

Во время этой поездки в Ростов я остался в городе два дня. В отделе квартирования войск мне дали разрешение ночевать в одной частной квартире, где была реквизирована одна комната. Когда я прибыл в эту квартиру, мне указали холодную комнату, где я должен был спать на полу. Хозяева немедленно заперлись от меня. Они принадлежали к интеллигентной семье. Невольно хочется сравнить такую ночевку с ночевками в крестьянских хатах, где бедные крестьяне в средней России часто разделяли с нами чуть ли не свой последний суп и отводили нам лучшие места для ночлега.

В третью поездку я увидал на одной станции большой эшелон с пополнением из Ставропольской губернии для какой-то пехотной части. Я обратился к офицеру — начальнику эшелона — с просьбой разрешить мне расспросить солдат, есть ли среди них артиллеристы. Обрисовал офицеру наше тяжелое положение на фронте из-за недостатка солдат на батарее, а также просил разрешения взять артиллеристов с собой. Я получил человек 25 солдат. К глубокому сожалению, вскоре на фронте весь этот привезенный мною взвод погиб, когда временно он был выдвинут, по необходимости, как пехотная часть. Уцелели лишь командир взвода поручик К., фельдфебель и один старший фейерверкер.

Население в Каменноугольном районе относилось к нам хорошо. Помню случай, когда к нашей группе офицеров, стоявших с батареей и ожидавших квартирьеров для размещения по квартирам, подошла пожилая женщина с просьбой поместиться у нее. Это указывало на доверие населения к нам, а также желание встать под нашу защиту. В Дебальцеве в то время был кинематограф, который я посетил и где пытался поухаживать за местными девицами.

В апреле старший офицер батареи подполковник Стадницкий-Колендо и я были командированы в город Армавир для прохождения короткого курса артиллерийской школы с целью ознакомления с английскими 18-фунтовыми пушками. За недостатком русских пушек и снарядов артиллерия перевооружалась на английские орудия. С нами в Армавир отправилось семь человек солдат батареи. Вначале подполковник Стадницкий-Колендо и я поместились в городе на одной квартире, но затем для нашего удобства мы уже жили отдельно. Солдаты были размещены в помещении школьной батареи. Сколько я помню, школьной батареей тогда командовал капитан Григорьев, а одним из младших офицеров был поручик Желковский. С последним впоследствии я встречался в Праге.

В Армавире подполковник Стадницкий-Колен до посещал курс, организованный для штабных офицеров, я же посещал курс младших офицеров. Курс был очень короткий, всего двухнедельный, но серьезный. Мы много занимались. По окончании курса я держал экзамен. Выдающимся руководителем-артиллеристом был полковник Лашков{123}, окончивший в свое время артиллерийскую академию. Практическую стрельбу из английских пушек с нами не проходили, но на полигон, где производилась стрельба из минометов, нас пригласили. Руководил и здесь полковник А.

Развлечений было немного, главным образом из-за отсутствия денег. Посетили один раз театр. Но в общем и свободного времени было мало, так как я должен был заниматься с нашими солдатами, дабы ознакомить их с материальной частью английской пушки. По окончании курса мы приняли четыре английские пушки, четыре снарядных ящика и полный комплект амуниции. Погрузили пушки на железнодорожной платформе, и я отправился с эшелоном в свою батарею на фронт. Наши солдаты были со мной, а подполковник Стадницкий-Колендо временно еще остался в Армавире.

Э. Гиацинтов{124}

Записки белого офицера{125}

В Екатеринодаре я, с отросшей бородой, из-за слабости еле-еле сошел с вагона и пошел по платформе. К моему удивлению, увидел своего брата Юрия{126}, который тоже служил в Добровольческой армии, но не помню, в какой части. Приехав домой, я нашел дома и мать и отца, а сестра моя была около Екатеринодара, в селе Горячий Ключ. Я, конечно, принужден был лежать в постели, так как был очень слаб от перенесенной только что болезни. Но как будто стал поправляться… Потом через несколько дней вдруг у меня снова подскочила температура выше 40 градусов. В это время в Екатеринодаре находился в должности, кажется, инспектора санитарной части наш родственник Юревич Дмитрий Александрович, он был доктор медицины и профессор Военно-медицинской академии. Он был брат жены дяди Эраста. Юревич явился, осмотрел меня, взял кровь на анализ и в тот же вечер объявил, что у меня возвратный тиф и что необходимо ввиду моей чрезвычайной слабости принять срочные меры. Срочные меры были приняты, и мне вспрыснули сальварсан, который сейчас же вызвал очень сильный кризис. В ту же ночь у