Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я села на ступеньку и стала листать.
„____________________: Симптомы, лечение и многое другое!“ „____________________: Мифы и факты!“ „Живете с ____________________? Девять продуктов, которых следует избегать!“
Я хотела, чтобы сестра была со мной, чтобы она взяла мой телефон и сделала вид, что читает дальше. „Легкие ежедневные блюда для людей с ____________________!“; „Пять недель до плоского живота для тех, у кого ____________________!“; „Думаете, у вас ____________________? Скорее всего, это просто рак“.
Я прокрутила мимо „____________________ и беременность“, потому что уже знала, что там будет написано, и нажала на „Симптомы ____________________: сколько вы сможете назвать?“.
Я могла бы назвать их все. Если бы это было игровое телешоу, у меня был бы шанс выиграть машину.
* * *
Я вышла из аптеки и, дойдя до станции, поняла, что не хочу ехать домой. Вместо этого я решила прогуляться до Ноттинг-Хилла. У меня не было причин идти туда, кроме той, что путь займет много времени. Когда я добралась до границы парка, уже начинало темнеть. Я шла по велосипедной дорожке, ожидая, когда заплачу. Пузырек с таблетками гремел в моей сумке при каждом шаге. Я не плакала. Я просто смотрела на деревья: с их черных ветвей капал дождь – и держала в кармане сухой носовой платок Роберта.
На вершине Брод-Уолк я подумала о Патрике, случайно ударившем Ингрид в грудь, когда мы были подростками, и о том, как он сейчас в Доме Представительского Класса убирает оставленный мной беспорядок и ждет, когда я вернусь.
Я достала телефон на ходу. Контакты, Избранные, Патрик записан как МУЖ. Я не знала, что он скажет и на какие его слова я надеялась. Продолжая двигаться вперед, я представляла, как он обнимет меня, спросит, все ли со мной в порядке. В каком он будет шоке, как будет оспаривать диагноз Роберта, говоря, что, очевидно, нам нужно второе мнение. Или „теперь, когда я об этом думаю, в этом есть смысл“. Я убрала телефон и вышла из парка через следующие ворота.
Стемнело, и я пошла по Пембридж-роуд к Лэдброк-Гроув, а затем на Уэстборн-террас. Супермаркет органических продуктов, в котором мы с Николасом когда-то работали, превратился в клинику, предлагающую лазерную эпиляцию и косметологические инъекции. Магазины и бары по обе стороны от него все еще были открыты, но я была слишком мокрой, чтобы заходить внутрь. Я просто постояла там, вспоминая слова своего кузена: „В идеале, Марта, ты хочешь выяснить причину, по которой ты вечно сжигаешь свой собственный дом“. Я повернулась и пошла обратно по Пембридж-роуд к станции, позволив себе застрять позади медленно идущих туристов, потому что мне все еще не хотелось ехать домой.
Сидя в обратном поезде в Оксфорд, я позвонила на Голдхок-роуд, ожидая услышать голос отца. Я уже пыталась позвонить Ингрид в Паддингтон, чтобы сообщить ей о моем визите к врачу. Ее автоответчик сообщил, что она не может говорить в данный момент. Теперь, измученная, я просто хотела послушать, как мой отец рассказывает о чем-то неинтересном, зная, что он будет говорить сколько угодно, пока я буду вставлять „действительно“ раз в какое-то время.
Трубку подняла мать и сразу же сказала:
– Он ушел в библиотеку. Перезвони позже.
В качестве утешителя я всегда ставила свою мать намного ниже самой последней инстанции. Сейчас мне кажется смешным, что в тот момент мне пришли в голову слова: в шторм кораблю любой порт мил.
Я сказала:
– Мы с тобой можем поболтать.
Мать отреагировала с наигранным шоком:
– Правда можем? Хорошо. Чем ты занималась все это время? Так нужно начинать эти разговоры, верно?
Я сказала:
– Возвращаюсь из Лондона. Только что была у психиатра.
– Зачем?
Я сказала ей, что не уверена.
Сейчас мне смешно, потому что это она была штормом. Который вот-вот разыграется над моей головой.
– Что ж, надеюсь, ты не поверила ни единому его слову. Никогда не знала ни одного психиатра, который не был бы полон дерьма. Они хотят, чтобы мы все сошли с ума. Это ведь как раз в их интересах.
Она знала. Я так крепко сжала телефон, что рука слегка задрожала.
Мать спросила:
– Ты еще там?
– Помнишь тот раз, когда мне было восемнадцать, – слюна заливала мой рот, как это бывает перед рвотой, – ты отвела меня к врачу, который сказал, что у меня ____________________?». – Мое правое бедро начало дрожать. Я попыталась придержать его рукой.
– Нет.
– Он был шотландцем. Ты нарочно опрокинула его вешалку на выходе и отказалась платить. Его помощница преследовала нас до машины.
Мать сказала:
– Если и помню, что с того?
– Почему ты так разозлилась?
Наступила тишина, и я взглянула на экран, чтобы понять, не повесила ли она трубку. Но таймер тикал, и я снова приложила телефон к уху.
Наконец она сказала:
– Потому что он пытался навесить на тебя ужасный ярлык.
– Но он был прав. Разве не так?
– Откуда ты знаешь? – Это был не вопрос. Она сказала это как ребенок во время спора с братьями и сестрами. «Откуда ты знаешь».
Я сказала ей, что это неважно.
– Ты знала, что он прав. Ты знала все это время и ничего не сказала. Почему ты так поступила со мной?
Тут у меня задрожали обе ноги.
– Да никак я с тобой не поступала. Я же сказала, я не хотела, чтобы тебе пришлось прожить всю жизнь с этим ужасным ярлыком, который на тебя навесят. В любом случае я сделала это ради тебя.
– Но смысл ярлыков в том, что они очень полезны, когда верны, потому что, – продолжала я, несмотря на ее попытку перебить, – потому что тогда ты не навешиваешь на себя неправильные ярлыки, вроде «сложной», или «безумной», или «психички», или «плохой жены».
И тут я расплакалась впервые после кабинета Роберта. Я опустила голову, чтобы волосы упали и закрыли лицо, но мой голос становился все громче и громче.
– Всю свою взрослую жизнь я пыталась понять, что со мной не так. Почему ты мне не сказала? Не верю,